День пути?
Да, если неспешным шагом. А если рваться вперед, загоняя коня — то можно и куда как быстрее обернуться.
Коня я купил у трактирщика за городской стеной, но гнать не стал. Ни к чему.
И к ночи добрался до места.
Хороший замок, старый, рядом с таким много чего водится…
Я даже ночи ждать не стал, нашел местечко поукромнее, начертил прутиком на земле пентаграмму, разрезал себе ладонь — и позвал.
Кого?
А кто отзовется.
Чтобы в таком замке и не было ни одной неупокоенной души?
Так не бывает.
Конечно, душа нашлась. Молоденькой служанки, кою изнасиловал прадед прежнего герцога, а девчонка потом кинулась со стены в ров, когда узнала что ждет ребенка. Про замок она знала все — и с удовольствием мне помогла. В обмен на мое обещание отпустить ее душу.
Да, герцог здесь.
Да, и его семья тоже.
Жена, трое детей, старший женат, двое младших пока еще не пристроены… предложений много, выбор большой.
Я расспросил девчонку, где чьи покои, как куда пройти — и приказал ждать меня. А ночью, вот беда‑то, полыхнул замок от подвалов и до крыши. Да быстро так, сильно…
У меня же с материнской стороны дар огня. Вот и полыхнуло.
Почему‑то мне было важно, чтобы обидчики моей матери погибли так же, от огня…
Фрайн — седовласый красавец, чем‑то похожий на Шартреза, так уж точно. Потому что перед тем, как поджечь замок я навестил его в его покоях, оглушил ненадолго, связал, заткнул рот кляпом и привязал к кровати.
Было ли мне его жалко?
Нет.
У меня перед глазами, как живая, стояла семнадцатилетняя девчонка с белыми волосами, тщетно пытающаяся остановить зажженный не ей огонь. Мама… ее душа сгорела в пламени в ту ночь, двадцать лет назад.
Я был милосерднее. Из детей Фрайна погиб только старший — и то не от моей руки. Случайность, простая случайность…
Бросился спасать отца… кажется, мальчишка был получше своего ублюдка — папеньки. Но меня это волновало мало. С утра я уже был у себя в кровати. Томми вошел, посмотрел на меня, принюхался к одежде…
— Алекс, а ты знаешь, что неподалеку сгорел замок?
— не знаю. А он весь сгорел — или что‑то осталось?
— от замка — пара камней, от его владельца — скелет. Сгорел в своей кровати, бедолага.
— Вот горе‑то, вот беда, — фальшиво посочувствовал я. — Мы едем дальше?
Томмми пожал плечами.
— Едем. Но ты лучше во что другое переоденься. Костром воняет.
Я пожал плечами.
— Причудилось, наверное…
Приятель кивнул. Но я все равно переоделся.
Альтверин мне понравился. Старый замок из громадных серых камней, острые башни, алыке, словно кровью вымазанные крыши, плющ, который оплел стены от фундамента до чердака…
Красиво….
Зато внутри!
Благородная бедность?
Не — ет. Откровеннная нищета. И иначе тут не скажешь. Выскоблено все так, что в каменных стенах свое отражение видно, ни пылинки, ни паутинки. Слуг — десяток, но все выглядят так, словно их корсетами утянули.
Управляющий же…
Шарен Клейт, высокий седовласый мужчина лет пятидесяти, встретил нас на пороге замка с хлебом в руках. Я, как положено, отломил корочку, прожевал, показывая, что всем доволен — не задираться же с порога, пока не выясню, что к чему?
Хлеб был самый дешевый, мука серая, грубого помола, с комками — при королевском дворе такой и собакам не бросали. Ужин….
Старинная серебряная посуда, начищенная до блеска — и еда, которой опять‑таки постыдились бы кормить даже гостей столичного трактира. Хлеб ужасный, овощи прошлогодние, курица умерла страшной смертью то ли от голода, то ли от старости, говядину я смог разгрызть только потому, что зубы полудемоона и кость перегрызут. Но разрезать я бы ее не взялся. Томми и Рене смотрели мрачно, но тоже покамест молчали. А Шарен говорил.
Он нам даже обрадовался — и рассказывал не переставая.
Как требуют из столицы и сколько требуют. Как считают недоимки и пишут о процентах на них, причем процент на процент. Как грабят караваны с податями, а им потом насчитывают еще за ограбленное…
Одним словом — сейчас Альтверин был таким именно по причине честности Шарена.
Мужчина делал все, что только мог.
Продавал последнее из замка, чтобы не драть семь шкур с крестьян. Нанимал дикое количество охраны, чуть ли не по двадцать человек на телегу — и только тогда обоз доходил до места. Пытался как‑то пускать деньги в оборот, но куда уж тут, с королевиной‑то родней…
Одним словом — он разорял замок, чтобы хоть как‑то поддержать людей.
Хотите?
Казните. Вот моя голова, вот учетные книги… все в вашей власти, мой принц.
И ведь не лгал. Ни капельки не лгал.
В итоге, Томми, который терпеть не мог цифры, отправился спать, а мы с Рене закопались в отчеты.
Клейт не лгал. Он ни в чем не солгал мне — и карать старика мне не хотелось. Многие ли на его месте поступили бы так же?
Да никто.
Почему его до сих пор не уволили?
Так его назначил мой дед, а Рудольф, при всей своей дурости, не переступал через волю покойного отца. Сказано — вот этот будет приглядывать за землями моего внука — и не тронь человека! И не тронул.
Хотя родня Абигейли наверняка злилась. Но впрямую не лезли.
Когда мы закончили с бумагами, было уже заполночь.
— Шарен, я завтра проеду по деревням, посмотрю, что и как.
— А…
— А вы работайте, как и раньше. Разберемся мы с недоимками и прочими радостями.
Я полюбовался ногтями.
А кто у нас казначей? А казначей у нас старший брат королевы… бедная королева. Ей так не идет черный цвет, она в нем ворону на заборе напоминает.
А носить придется. Траур — с…
Деревни произвели благоприятное впечатление. Да, бедно. Но все ж не откровенная нищета. А за управляющего тут просто молятся. Отлично понимают, что другой бы с них три шкуры драл, лишь бы себя прикрыть.
С другой стороны, не слишком‑то Шарен и рисковал. Альтверин и Рвейн мои официальные вотчины, правом проверки обладаю только я, распоряжаться может только король, никто другой просто не может сюда влезть.
Вообще никто.
Только вот не влезть в документы и не влезть в деньги — две большие разницы. Да, с Шарена не могли потребовать больше определенной суммы, но зато могли перехватить посланный им караван — и насчитать недоимки и неуплаты.
Запросто.
И закон не нарушен — и с Альтверина получаем не один налог, а четыре.
Красота!
И жаловаться некому, и защитить никто не может.
А теперь приехал я. Только вот проблемы это не решит. Грабить‑то курьеров можно на любом отрезке пути. А требовать деньги будут с меня.
Итак, что же делать?
Ответ нашелся, и он был прост. Надо сделать так, чтобы на моих людей боялись нападать.
Смогу?
Идеей я поделился с Томми и Рене. Потом поговорил с Шареном. И мы совместно разработали — скажу без лишней скромности, гениальный план.
Шарен пригласил всех соседей с округи к нам, устроив прием. На это моих денег хватило. Разумеется, собрались все соседи и на четыре часа я почувствовал себя дрессированным медведем, который пляшет на ярмарке.
Жалеть меня никто не собирался, дочки и жены вели совершенно беззастенчивый обстрел меня глазами, так, что хотелось окоп вырыть и засесть в нем на месяц. Мужчины хлопали по плечу, так, что захотелось туда что‑нибудь с шипами подложить, приглашали на охоту, поили вином… и в конце вечера я допился.
И по секрету поведал своей молоденькой соседке, что в замке вообще‑то спрятан клад.
Дедушка боялся, что из казны все разворуют, а внуку ничего не оставят. А потому зарыл свои сокровища в Альтверине. Сделал тайник, положил туда кучку золота и драгоценных камней и отдал ключ доверенному лицу. А лицо передало его мне.
Ну, вот я и решил все забрать.
Долги погасить, опять же, дом в столице купить, чтобы не у дядюшки на шее…
Только — тсссс! Это мой большой секрет!