Дядя хрипит, пытаясь что‑то сказать, но я качаю головой.
— не стоит. Я ее не убью… сразу. Только она еще об этом сильно пожалеет.
А потом протягиваю руку и вырываю у него горло.
В ране влажно блестит позвоночник. У меня в руке склизкие ошметки человека… отбрасываю их в сторону.
Несколько секунд — и дядя затихает. Я усмехаюсь.
— Прощай…
Не оставил ли я следов?
Нет, следов нету. В кровь я не наступал, а все остальное…
Да, вампирша сбежала и убила его величество. Горе‑то какое!
Король Рудольф умер!
Да здравствует король Александр!
Когда поднялась тревога, я тихо и мирно спал в своей кровати. Да, и кошмары меня не мучили. И кровавые дядюшки мне не снились. И вообще — убил и убил, и пес с ним!
Заслужил!
Давно бы надо, да некому.
В мою спальню врываются придворные, на которых аж смотреть страшно.
— Ваше высочество!!!
Я лениво поднимаюсь с кровати.
— Чего? Что случилось?
— Его величество… Рудольф…
— что с дядей?!
— Он… умер.
— КАК!?
Я отбрасываю в сторону одеяло и начинаю одеваться. Хоть бы одна скотина отвернулась! Между прочим, сплю я голым.
Ур — роды…
— Ваше высочество… его величество убили!
— подробности?
Я их отлично знаю, но выслушиваю всякие глупости о кошмарной жестокости, о том, что тело дяди растерзали на куски (там еще побывал кто‑то после меня?), о крови, которая потоками залила всю спальню…
— Сколько врагов там осталось?
— Там никого нет… — вякает канцлер.
— Как!? — реву я. — моя дядя не убил никого из своих врагов!? Этого не может быть, он же первый рыцарь страны! Он обязательно сопротивлялся бы!
Эта мысль явно не приходила к придворным. Болваны.
Но потом все кивают. Да, да, наверняка сопротивлялся, вас, ваше высочество, проводить? К месту трагической гибели?
Конечно, проводить.
А еще — вызвать храмовников… отпеть дядюшку и так, на всякий случай.
Тетя бьется в истерике. Отлично, пусть там и пребывает, пока я не смогу ей заняться. В спальне дяди все так, как я оставил. Дядя лежит с искаженным мукой лицом, глаза ему кто‑то уже закрыл, над кровью собираются мухи — от них нет спасения даже в королевском дворце.
Опускаюсь на колени, следя, чтобы не попасть в лужу.
— Дядюшка, спи спокойно. Я обещаю найти твоего убийцу.
И уже придворным.
— Оставьте нас, я хочу помолиться.
Кстати — молюсь я вполне честно. О даровании Рудольфу справедливости. Не добра — он его не заслужил. Ни расплаты — я уже взял свое. Пусть получит то, что ему причитается, не больше и не меньше. Справедливости…
Молюсь, пока в дверь не проскальзывает тень, от которой словно все вокруг вымораживает.
Карающий. И не из простых свиней свинья, по повадкам видно. Слишком богатая одежда, слишком злобные глаза…
— Ваше высочество?
Оборачиваюсь с полными слез глазами, специально их рукавом натер, пока никто не видел. Золотое шитье, собака такая, царапучая…
— Д — да… вы пришли?
— Можете называть меня служитель Игнасио.
Я киваю. Не слуга, нет. Служитель. Высшая иерархия.
— Служитель Игнасио, я хочу препоручить вашему вниманию и заботе моего бедного дядюшку.
— Да, дитя Света. Я знаю, что король мертв, но почему…
— Посмотрите…
Я нагло отдергиваю простыню. Служителя явно затошнило.
Отвык уже? Но справился с собой он очень быстро, опустился на колени, коснулся ран.
— Кто это сделал?
— До сих пор неизвестно.
— что же, по законам Божеским его надо отпеть и похоронить…
— Как короля. С почестями. Завтра утром?
— Да, дитя света.
— Тогда я вверяю это тело вашему попечению, служитель. А сам пойду разбираться с делами.
Например, с Абигейл. Стерва находится в своих покоях, пребывая в перманентной истерике. Ее окружает облако придворных дам, но при виде меня все они взметываются, как разноцветные бабочки с куска дохлятины.
Я подхожу к тете, поймав краем глаза блеск рыжих локонов, склоняюсь над ручкой.
— Тетушка, примите мои самые искренние соболезнования.
Кажется, она меня не слышит, но потом взгляд синих глаз сосредотачивается на мне.
— Ты! Это все из‑за тебя! ТЫ!!!
Я ловлю ее за руки, прежде, чем мне успевают перепахать когтями лицо.
— Сочувствую вашему горю, тетя. Знайте, что я всегда останусь искренне расположенным к вам.
И сжать руки посильнее, так, чтобы боль привела ее в сознание. Да, синяки останутся, ну и пусть. Переживем.
Теперь лицо бывшей королевы приобретает осмысленное выражение.
— Алекс! О, Алекс! Мой бедный муж!!!
Старая стерва с плачем повисает у меня на шее. Я глажу ее по волосам, отмечая, что рыдания явно непритворные.
— Тетя, не волнуйтесь. Я позабочусь о вас.
— Да… конечно…
И вот тут ее глаза наполняются искренним и глубоким ужасом.
— Алекс… ты ведь теперь король!
Боится она ненаиграно. Понимает, что я сейчас все припомню. И правильно понимает. Нет, тетушка, вас я не убью. Вы останетесь в живых… и жить будете долго. Пока я буду править, так точно.
Я киваю.
— Да, полагаю, что я. Пока не родится ваш ребенок.
И лишний раз убеждаюсь, что мне лгут. Рука женщины медленно опускается к животу, словно желая его ощупать, а не прикрыть.
— Да, мое дитя…
Явно что‑то задумала. Подольем масла в огонь?
— Разумеется, если ваш сын окажется мальчиком, я передам ему корону. Но пока… Берегите себя, тетушка.
Разворачиваюсь и выхожу вон. Кто‑то хватает меня за руку у самого выхода из покоев. Я резко поворачиваю голову — и едва успеваю остановить занесенную руку. Карли…
— Алекс!
Резким движением высвобождаю кисть.
— Вон отсюда!
— Выслушай меня!
— Еще одно слово — и вы с мужем завтра же окажетесь в монастырях, — рычу я, теряя всякий контроль над собой. Как она вообще смеет?!
Карли шарахается в сторону, а я выхожу из покоев королевы.
— Ваше величество?
Канцлер.
— Вы не поторопились ли, любезнейший?
— Ваше величество, соблаговолите пройти в тронный зал?
— Зачем?
— Там собрались лучшие люди нашего королевства…
Понятно. Самые знатные, богатые и влиятельные. И мне хотят что‑то предложить, наверняка…
Чтоб на вас там крыша обрушилась!
Хотя нет. Дворец жалко… лучше потом просто повешу.
Придворные ждут меня в тронном зале. Десятки взглядов впиваются иголками. Разозленные, растерянные испуганные, оценивающие… я прохожу к трону Рудольфа — и поворачиваюсь к залу. Опускаюсь рядом на ступеньки.
— Его величество Рудольф умер. Убийцу мы найдем.
— ваше высочество, согласно завещанию короля, вы теперь король? — вякает какая‑то раззолоченная скотина.
Я усмехаюсь.
— А ребенок королевы?
И в следующие пятнадцать минут выслушиваю возражения. Ребенок еще не родился, роды в таком возрасте опасны, родится ли он вообще, а если это будет девочка, а если даже и мальчик — доживет ли он до нужного возраста, когда сможет принять трон?
Все шумят, галдят и заверяют, что будут счастливы такому королю, как я.
Ну — ну…
Но разочаровывать толпу лизоблюдов я не спешу. Успеется. Вместо этого…
— а что мне хочет сказать герцог Шартрез?
Папаша Абигейли тоже здесь. Стоит с таким видом, словно лимон сжевал. Эх, не успели они с дочкой, чуток не успели… бядаааа…..
— Ваше высочество, мы полагаемся на ваше чувство чести.
— Особенно, когда на носу война с Теварром, — усмехаюсь я.
— Да, ваше высочество.
Я вздыхаю. Мученически возвожу глаза.
— Нор корона… это такая тяжесть, такая ответственность… может быть, все‑таки регентство после родов?
Голоса опять сплетаются в гул, в котором отчетливо прослеживаются возражения. И Шартрезы в первых рядах. Ну и что они задумали?
Все равно скоро узнаю.