Самое то, чтобы выехать в город, не особо привлекая к себе внимание. Да, герб герцога на них присутствует, но это если приглядываться, а так, вроде вполне себе обычный городской транспорт.
Угу. Я ни разу не угадал. Даже к такому экипажу прилагалась пара конных охранников, и что характерно, лишь слепой бы не заметил цвет их мантии и герб на ней.
Рушить поутру порядки, судя по всему, установленные не в одном поколение, я не стал. Ибо бесполезно. Отменить такое сопровождение может лишь герцог, ну, или ещё кто-то, кого я не знаю. Но Его Высочество ещё спит, а значит, мне предстоит засветиться в столице, как лицу, имеющему весьма близкие отношения с не так давно слегка опальным герцогом.
Да, братья поссорились года три назад, судя по всему, из-за какой мелочи, но вроде отношения между ними начали налаживаться. Вот только это не точно. Так, на уровне слухов.
Герцога Орейро одно время чуть ли ни главой оппозиции пытались выставить.
И что мне теперь делать? Опять же — Предчувствие урчит, как довольный и сытый кот. Поэтому, я пофигистечески махнул рукой — пусть всё идёт, как идёт. Дальше увидим.
Собственно, чего я ожидал от репетиции в театре?
Там всё было, как всегда.
Да, меня в очередной раз пытались снять две, а то и три актрисы, причём одна из них, явно не взирая на свой вовсе немоложавый возраст.
Леру Ла Парадоклю я заявил, что меня прочтение пьесы их театром вполне устраивает, но в порядке совета заметил, что лучше бы чуть снизить градус пафоса и добавить жизненности персонажам.
— Лэр Ронси, а в чём это выражается? — осведомился у меня профессиональный театральный деятель, а заодно и директор Имперского Театра.
— Многие артисты работают во многом на себя. Излишне красуются. И это вроде бы не плохо, но иногда идёт в ущерб пьесе, так как они начинают выпадать из образа. Было бы правильней, чтобы Ромео чуть меньше любовался самим собой, а мать Джульетты перестала изображать из себя невинного ангелочка, что совсем неуместно в том моменте, где она рассказывает дочери, что в её возрасте она уже была беременна. Вполне возможно, что талант ваших актёров позволит сгладить такие неровности, но лично мне они — как заноза в глаз.
— Хм, Ларри! Просто замечательное мнение! А ты мог бы это ещё раз повторить перед всей труппой?
— Да хоть три раза! Скажу больше. Если у меня Император после премьеры спросит, насколько я доволен работой Императорского Театра, то я отвечу честно — всего лишь удовлетворён, и не более того. Ибо так оно и есть. Уж не обессудьте. Некоторые из ваших ведущих звёзд попросту заигрались, видимо на фоне своего величия предполагая, что это не они играют пьесу, а пьеса пишется под них. Так вот нет!
— Святая Релти! Как хорошо сказано! Именно те слова, которые я готов произносить изо дня в день, но на ведущих актеров не всегда хватает моего влияния! — зачастил лэр Ла Парадокль.
— Собирайте труппу и режиссёров. Сейчас я промою им мозги от лишней пены и заодно излечу, кого возможно, от «звёздной болезни», — кивнул я головой, уже прекрасно сознавая, что лишний раз наживу себе врагов, но зато резко подниму в театре свой авторитет.
В этом нет никакого секрета. Когда профессиональные лицедеи говорят на одном языке, причём открыто вываливая друг другу свои претензии, то ты попадаешь в довольно закрытый социум театральных актёров. Они могут не любить друг друга, интриговать, делать ещё массу всяких разных движений, на что они мастера, но не признать справедливость замечаний к их игре, если она объективна — это нет. Сразу потеря уровня. Ибо коллеги всё слышат и оценивают. Причём, крайне пристрастно.
Нет сомнений — в ближайшие сутки все косточки неудачника обсосут, и выдадут некий вывод, дай Релти, который не окажется эпитафией для чьей-то карьеры.
Во дворец герцога я вернулся за полчаса до обеда и вскоре был приглашён на аперитивы.
Да, в этом мире принято пропустить рюмку - другую под лёгкую закуску перед едой. Стопочки применяют мелкие, граммов на пятьдесят, а в качестве напитка используется этакий аналог ракии, крепостью градусов под тридцать.
Место за обеденным столом мне досталось ближе к его дальнему концу. Кроме семьи герцога за столом было чуть больше пары десятков гостей, из которых я никого не опознал, но человек пять со мной поздоровались. Оказывается, меня в столице знают и узнают.
Моё короткое общение перед обедом с дочерью герцога не прошло бесследно. Например, один маркиз, в форме капитана кавалерии, смотрел на меня чистым зверем. Самое неприятное было в том, что за столом он оказался практически напротив меня, и нас разделяла всего лишь ширина обеденного стола.