В точности перед такой крепостью и стояли мальчики, испытывая изумление и тошноту. Она поднималась из молочного озера, сама по себе излучая таинственный свет — с маслянистым и жирным отливом. Таково было волшебное обличье Замка Чэриот, посредством коего Древнейшие, — все же учуяв спрятанные ножи, — полагали ввести детишек в соблазн. Они полагали соблазнить их едой.
Пахло все это как бакалейная, мясная и рыбная лавки, скатанные в один ком заодно с сыроварней.
Впечатление было жуткое до невероятия, — нечто сладкое, липучее, пряное, — так что мальчики не испытывали ни малейшей потребности проглотить хотя бы кусочек. Соблазн они, впрочем, испытывали — удрать.
Нужно было, однако, спасать пленников.
Они с трудом перешли грязный подъемный мост, — из масла, в котором еще торчали клочья коровьей шкуры, — увязая в нем по лодыжки. Рубец с требухой заставил их содрогнуться. Они наставили ножи на солдат из мягкого, сладкого, гладкого сыра, и те отпрянули.
Наконец они набрели на внутренний покой, где лежала, раскинувшись на кровати из роскошного сала, сама Моргана ле Фэй.
То была толстая, безвкусно одетая женщина средних лет, черноволосая, с усиками над верхней губой, и плоть ее была человеческой плотью. Увидев ножи, она крепко закрыла глаза и словно бы впала в транс. Возможно, когда она проживала вне этого чрезвычайно странного замка или когда она не пыталась такого рода магией возбудить чей-нибудь аппетит, ей удавалось принять вид покрасивее.
Пленники оказались привязанными к колоннам из самой отборной свинины.
— Мне очень жаль, если это железо причиняет вам боль, — сказал Кэй, — но мы пришли, чтобы спасти наших друзей.
Королева Моргана содрогнулась.
— Не прикажете ли вы вашим сырным солдатам их развязать?
Нет, не прикажет.
— Тут все дело в магии, — сказал Варт. — Как ты думаешь, не следует ли нам подойти и поцеловать ее или сделать еще что-нибудь столь же противное?
— Может, довольно будет коснуться ее железом?
— Ну, давай, попробуй.
— Нет, лучше ты.
— Пойдем вместе.
И они взялись за руки, чтобы приблизиться к Королеве. Королева начала извиваться в сале словно слизняк. Металл причинял ей страдания.
В конце концов, как раз перед тем, как они коснулись ее, что-то вдруг хлюпнуло, шамкнуло, заурчало, — и Замок Чэриот в его наколдованном эльфами волшебном обличьи мгновенно растаял, оставив пятерых человек и собаку стоять на лесной поляне, еще слегка попахивавшей непроцеженным молоком.
— Ах, лопни мои глаза! — вымолвил отче Тук. — Лопни мои глаза, и провались я на этом месте! Вот не сносить мне башки, коли я не думал, что всем нам каюк!
— Хозяин! — сказал Собачий Мальчик. Каваль утешался тем, что оглушительно лаял, хватал их за пятки, падал на спину, норовя вилять в этой позе хвостом, и вообще вел себя совершеннейшим идиотом. Старина Вот держался за вихор на лбу.
— Ну, а теперь, — сказал Кэй, — поскольку это все же мое приключение, — давайте-ка побыстрее домой.
12
Однако же Моргана ле Фэй, хоть и не могла в ее волшебном обличьи переносить близость железа, все еще оставалась хозяйкой грифона. И в миг, когда исчез ее замок, она с помощью чар спустила этого зверя с его золотой цепи.
Разбойники, довольные успехом, не проявили должной осторожности. Они решили окольным путем обогнуть то место, где видели цепное чудовище, и шагали по темному лесу, не помышляя о какой-либо опасности.
И вот послышался шум, похожий на свисток паровоза, а в ответ ему, — перекрывая его, — голосом феникса запел серебряный рог Робина Вуда.
— Тун, тон, тавон, тон-тавон, тан-тон-тавон, тон-тан-тон-тавон, — распевал рожок. — Мут, трут, тру-ру-рут, тру-ту-ру-рут. Трут, трут. Тран, тран, тран, тран.
Робин выдувал свою охотничью музыку, и захваченные врасплох лучники развернулись навстречу нападающему грифону. Одним движением они выставили вперед левые ноги и выпустили такую тучу стрел, что показалось, будто посыпался снег.
Варт увидел, как зверь на лету запнулся; здоровенная стрела торчала у него между лопаток. Собственная стрела мальчика ушла далеко в сторону, и он торопливо согнулся, чтобы достать из колчана другую. Он увидел, как шеренга его товарищей-лучников покачнулась, будто по условленному сигналу, — каждый из мужчин склонился за новой стрелой. Он услышал, как снова пропели луки, как зашуршали в воздухе оперенья. Он увидел, как проблеснула в лунном свете фаланга стрел. Всю свою жизнь де этой минуты он стрелял по соломенным мишеням, отвечавшим стреле «пфут!». Как часто он жаждал услышать звук, который издает это чистое и смертельное оружие, попадая в плотную плоть. Теперь он его услышал.