— Это я знаю. Хорошо, этот принят. Называй теперь свою знать, самых знатных.
— Маркиз де Невантер.
— Невантер? Эрве де Невантер?
Громадная память Наполеона сохраняла все имена.
— Да, государь.
— Тот, который участвовал в заговоре Кадудаля, Пишегрю и Моро! Он был приговорен к смертной казни вместе с другими, и я помиловал его только ради его молодости. Он был присужден к двум годам заключения, а теперь он просит себе чин?
— Государь, — тихо сказала императрица, — вы помиловали его ради его молодости, но также и потому, что Фуше представил его письма, где этот юноша, увлеченный своей семьей, сожалел, что шел против вас, восхищался вашим величием… Это восхищение теперь только возросло; он готов теперь служить у вас простым солдатом — это все, чего он просит.
— Нет, — точно отрезал Наполеон. — Итак все враги? Другие?
— Жак д’Иммармон…
— Так… Вы сговорились с целой шайкой шуанов? Иммармоны непримиримы; если здесь ко мне присоединится один из них, то все остальные злоумышляют против меня в Англии. Все они из шайки Фротте… Этих людей мне не нужно… И не просите — бесполезно. Ваш список сегодня неудачен.
— Господин де Гранлис.
— Это еще что такое?
— Очень старинная и знатная фамилия…
Жозефина запнулась, тем более что на нее были устремлены любопытные взгляды всех придворных, для которых Гранлис оставался загадкой.
Император насмешливо продолжал:
— Не знаю никаких «лилий» во Франции, ни великих, ни малых[4]. Гранлис… Это имя едва ли может мне нравиться…
— Ведь все лилии, большие и малые, у ваших ног, государь, — заметила Жозефина.
— Все это пустые фразы! Дальше, продолжай!
— О государь!..
— Продолжай, или оставим это дело совсем, как хочешь…
Жозефина заглушила тяжелый вздох, но продолжала:
— Граф Жак де Прюнже д’Отрем.
— Да что это, вы бились об заклад, что ли?! — разразился Наполеон. — Еще семья отъявленных роялистов, соумышленников Кадудаля и Фротте! Я говорю вам, что вас обманывают, что вашей добротой злоупотребляют! Это опять какой-нибудь новый заговор, и вы без своего ведома открываете доступ измене, которая все время неустанно преследует меня! — Он вырвал из ее рук бумагу и громко стал читать имена. — Гранлис — нет! Почему этот стоит первым? Де Тэ — нет, д’Отрем — нет, Микеле де Марш, Рантвиньи — нет и нет! Новар — не знаю такого, нет! Орсимон — какой титул?.. Нет! Мартенсар — да. Единственный знатен, как кошка на крыше, но по крайней мере не изменник.
Жозефина была смущена.
— Государь, позвольте мне, — попробовала вмешаться Гортензия.
— Ничего не позволю. Твоя мать сошла с ума: если бы я послушал ее, то был бы убит через три дня!
— Нельзя говорить такие вещи, государь, — покачала хорошенькой головкой Луиза де Кастеле.
— В самом деле, колдунья? Не надо ли спросить позволения у вас?
— Вы не получили бы его, государь!
Император несколько успокоился. Он все еще держал в руке злополучный список, и Жозефина не теряла надежды, зная, как часто меняется настроение Наполеона.
В это время позади императора, шагах в тридцати, появился адъютант, издали сделал знак генералу Савари и медленно скрылся.
Генерал, начальник жандармского корпуса в империи, небрежно поднялся с места, сделал несколько шагов и незаметно вышел вслед за позвавшим его офицером. Минуту спустя он вернулся, заметно озабоченный.
На дворе послышался звук оружия, и вдоль решетки выстроилась шеренга гренадеров. Заметив это, Наполеон быстро встал с места.
— Что это значит? Что случилось? Удвоили стражу? По чьему приказанию? Это вы, Савари? Вы сейчас уходили, я видел. Почему?
— Государь, — ответил смущенный Савари, — когда дело идет о вашей особе, никакие предосторожности не излишни.
— Значит, есть опасность? — прошептала Жозефина, невольно подходя к императору ближе.
— Отойди! — отстранил ее Наполеон. — Савари, отвечай, я хочу знать!
— Не смею ослушаться, — поклонился Савари. — Государь, четверть часа тому назад в гостинице «Золотой колокол» произошел скандал, столкновение нескольких молодых вельмож — именно тех, имена которых только что прочла императрица, с каким-то незнакомцем, который оскорбил их, упрекая в измене своему званию, выразившейся в присоединении к вашей армии. Незнакомец скрылся, так как был вооружен, все же остальные не имели при себе оружия.
— Его имя известно? — спросил Наполеон.