Зигмар пришпорил коня и понесся в атаку. Земля меж двух рукавов реки была ровной и твердой, идеальной для конницы, и грохот копыт вторил сотрясающим небеса раскатам грома. Сотни воинов в тяжелых доспехах с грозными боевыми кличами, призванными прогнать вцепившийся в каждого страх, послали коней вперед, в атаку.
Вольфгарт выхватил из заплечных ножен тяжелый двуручный меч — слишком громоздкий для верхового воина, только Вольфгарт скорее бы пошел в бой безоружным, чем с другим клинком. Венильд размахивал знаменем, и над воинами реял символ великой утренней звезды.
Зигмар выбрал мертвеца, которого убьет первым, — безглазый труп с тонкими, тленом траченными ручонками, бессильно опущенными по бокам. Конь заржал от страха, а император высоко взмахнул боевым молотом.
— За Ульрика! — крикнул Зигмар, понуждая скакуна еще быстрее мчаться вперед. — За Империю!
Гхал-Мараз резко опустился и рассек труп надвое. Унберогенская кавалерия с оглушительным лязгом столкнувшегося с костями железа врезалась в мертвяков. На первые ряды оживших трупов обрушились неудержимо мчавшиеся тяжелые кони. За считанные мгновения сотни мертвецов были смяты; молоты, мечи и топоры пробили в войске нежити изрядную брешь.
Зигмар ткнул молотом в лицо одному и проломил грудь другому. От удара расщепились ребра, брызнуло тухлое мясо. Горевшие изумрудным светом глаза потускнели, и мертвяк начал падать, но Зигмар продолжил пробиваться вперед еще до того, как тот рухнул на землю. В ноги императора и в его коня вцеплялись костлявые пальцы, но острым когтям было не под силу пронзить доспехи. Стражи Большой палаты были избранным отрядом унберогенов, а потому жалким тварям даже нечего было надеяться помешать продвижению отважных воинов.
— Продолжайте двигаться вперед! Вперед! Вперед! — крикнул Зигмар. — Нельзя останавливаться, иначе пропадем!
Древко знамени с Утренней звездой в руках Венильда помогало ему расчищать путь от мертвецов и не отставать от Зигмара. Меч Вольфгарта каждым ударом надвое рассекал ожившие трупы. Конь Зигмара лягался на ходу, могучие копыта с железными подковами крушили черепа и грудные клетки врага. Благородное животное сражалось так же неистово, как и его всадник.
Во главе с Зигмаром унберогены пробились через ряды ходячих трупов, но этот первый бой был лишь пробой перед настоящим сражением. Ибо поверженные мертвяки служили только для того, чтобы замедлить атаку Зигмара. Стражи Большой палаты смяли стену трупов, за которой выстроились отряды костлявых воинов. Мертвецы строем шагали им навстречу, сомкнув щиты и направив на них копья.
Альвгейр изумился, с какой легкостью снес две головы его новый меч. Клинок весил вполовину меньше, чем он рассчитывал, был удивительно хорошо сбалансирован — с учетом его силы и предпочтений в ведении боя. Когда он бился этим мечом, то непременно попадал в наиболее уязвимую точку врага. Клинок был заточен исключительно остро, на нем не оставалось никаких следов могильной грязи или крови.
Когда все собрались у Клятвенного камня выслушать речь Зигмара, Гованнон преподнес маршалу этот меч. Кузнец вместе с мастером Холтвином и Алариком протянул ему клинок рукоятью вперед и принес извинения за отсутствие ножен.
Альвгейр даже потерял дар речи, настолько был благодарен за то, что Гованнон все-таки выполнил обещание и выковал меч к первому снегу.
— Если я выживу в этом сражении, то непременно закажу мастеру Холтвину ножны, — сказал маршал.
— Которые станут моей лучшей работой, — кивнул Холтвин.
То был меч героев. Клинок, который всегда находит цель и пронзает сердце врага. Если не брать во внимание творения гномов, то ни один человек не владел оружием лучше этого. Слишком оно хорошо, чтобы принадлежать одному человеку; быть ему отныне клинком маршалов Рейка.
Альвгейр сражался так, как бился бы человек в два раза моложе. Заслуженный воин на своем примере показывал молодым, как должен воевать истинный унбероген. Маршал командовал отрядом в двести рыцарей, и все они сражались так же упорно. Каждый старался заслужить похвалу командира и отличиться. В то время как конница Зигмара пробивалась к некроманту, всадники Альвгейра свернули к мертвякам, марширующим вдоль северного рукава реки.
За спиной Альвгейра смертоносными ударами тяжелых палашей крушили нежить Орвин и его сын Теон. Орвин слыл человеком раздражительным, с таким характером в мирное время его многие не любили, зато это качество превращалось в бою в приносящую пользу свирепость. Голову его сына защищал старый бронзовый шлем с белым султаном из конского волоса. С одной стороны он был вдавлен от нанесенного более сорока лет назад удара. Альвгейр помнил этот шлем еще на голове деда Теона. Вмятина на нем осталась от удара топором, который свалил дедушку с ног. Альвгейр очень надеялся, что внуку повезет больше.