Зигмар обратился к Конну Карстену:
— Можно тебя кое о чем спросить, Конн?
Недавно возведенный в графы правитель медленно кивнул, словно опасался подвоха со стороны Зигмара.
— Сегодня у тебя знаменательный день, — начал Зигмар, помня о том, что северянина могут рассердить цветистые слова да топтание вокруг да около. — Теперь ты граф Империи. Хоть бремя возложенной на тебя ответственности тяжело, велико и уважение к тебе. Но ты кажешься расстроенным, словно стоишь у могилы побратима. Отчего?
Карстен отставил пивную кружку и утер губы рукавом.
— Мой господин, за последние полтора года я потерял столько людей, что просто не в силах праздновать. Волки с Севера нанесли большой ущерб моему племени, разорили наши земли. В каждой деревне полно вдов, среди моих людей слишком часто видишь тех, кто носит черные траурные платки. Всегда именно мы первыми принимаем удар топоров норсов. Помня об этом, сложно радоваться.
Зигмар покачал головой, жестом показывая на собравшихся воинов, и сказал:
— Похоже на то, что твои воины радоваться не разучились.
— Они молоды и глупы, — сказал Карстен. — Они почитают себя бессмертными и не страшатся смерти. Если они проживут чуть подольше, то поймут, сколь обманчивы подобные мысли.
— Мрачная точка зрения, друг мой.
— Скорее, реалистичная. За свою жизнь я похоронил трех жен и шестерых детей. Когда-то я думал, что смогу получить все сразу: и жизнь воина с победами и сражениями, и любящую жену, и семью, к которой буду с радостью возвращаться. Уж ты-то должен меня понимать.
Зигмар вспомнил Равенну, но мысль о ней теперь приносила не боль, а покой и убежденность в том, что она жива в его сердце.
— Ты прав, мне ведома боль от потери дорогих людей. Много лет назад я лишился любимой, а моего лучшего друга убил тот, кого я некогда звал братом. Каждая смерть в Мидденхейме стала невосполнимой утратой, но я знаю точно: жизнь того, в ком не осталось надежды и радости, прожита зря. Мне ведома суровая правда жизни в Империи, друг мой. Я знаю, как она опасна, часто коротка и жестока. Именно поэтому нам нужно дорожить каждым счастливым мгновением, которое даруют нам боги.
— Видимо, таков образ мысли унберогена. Но не мой, — сказал Карстен. — Если ты считаешь нужным, живи в надежде, я же ни на секунду не забуду о том, что все смертно.
— Взгляни на Рейкдорф и оцени, чего мы достигли. Погляди: растут города Империи, становятся сильнее. Однажды у нас будут такие границы, которые нарушить не посмеет ни один враг, даже самый могучий. Люди будут жить в мире и довольстве.
Конн Карстен отпил пива и улыбнулся:
— Не мне называть тебя глупцом, мой император, но я думаю, что это твое убеждение весьма наивно. Всегда придется сражаться за то, что дорого. Ты уже отразил два грозных вторжения. Грядут следующие. Если враги преуспеют в одном из них, через поколение никто об Империи даже не вспомнит.
— Прежде мне уже доводилось слышать подобную точку зрения, Конн, — невесело улыбнулся Зигмар. — Таким же аргументом меня пытался сломить некромант Морат. Если мы будем жить в страхе, что все пойдет прахом, то никогда ничего не построим, никогда не достигнем ничего. Так я жить не могу; я буду строить и ценой своей жизни защищать достигнутое. И ты, Конн, являешься частью этого, жизненно важной частью. Без твоей помощи мне не справиться. Только ты можешь и впредь объединять кланы и быть моим мечом на Севере.
Карстен улыбнулся, лицо его вмиг преобразилось. Слова Зигмара польстили ему, но северянин почувствовал их искренность, и настроение его улучшилось. Он поднял кружку пива и чокнулся с Зигмаром.
— За это я выпью, — заявил Карстен. — Но мне-то известно, кто я. Сварливый старикан, которого таны кланов терпят графом только потому, что знают: любой другой клан меня тоже ненавидит. У меня нет сыновей, а потому эти самые таны, ни на секунду не забывают, что через несколько лет избавятся от меня. Они могут и подождать.
Зигмар протянул руку, и Конн Карстен ответил рукопожатием.
— Так пусть же они ждут как можно дольше, — проговорил Зигмар.
Конн Карстен рассмеялся, и тут откуда-то из-за стен Большой палаты донесся звон колокола.
Праздновали еще часа три, но вскоре после разговора с императором Конн Карстен попросил его простить и удалился. Когда, покачиваясь, разошлись последние воины, а кое-кого даже пришлось уносить, Зигмар встал с трона и прошелся вдоль обширного зала выстроенной гномами Большой палаты. Стены были сложены из черного камня, который добывали в глубине Краесветных гор. Суровые гномы доставили его сюда на телегах, а потом под руководством Аларика возвели Большую палату.