Выбрать главу

— Хорошо. Хотелось бы добраться до Фаушлага до темноты, — сказал Редван. — Сейчас в лесу мне не нравится.

— Разве когда-то нравилось? — встрял Устерн.

— Я хочу сказать, что сейчас хуже, чем обычно, — пояснил Редван.

— Тому виной чума, — сказал Леовульф. — Из-за нее обстановка такая нервная. С этим врагом как бороться? Когда я вижу зверочеловека или зеленокожего, то убиваю его молотом. Но чума… это действительно страшно.

— Ты говоришь совсем как Устерн, — ухмыльнулся Редван.

— Упаси меня Ульрик, коль так, значит, дело совсем плохо, — вздохнул Леовульф, достал из-за пояса тонкую трубку и зажег табак от свечи, горевшей в центре стола. Воинам принесли еще пива, и каждый взял по кружке.

— За Ульрика, — предложил Редван.

— За Ульрика, — отозвались Белые волки.

Воины обсуждали возвращение домой, но вниманием Редвана полностью завладела служанка. Она закончила дела и что-то сказала хозяину, который взглянул на собравшихся за столом воинов, что-то проворчал и махнул рукой. Девушка посмотрела на Редвана и пошла к лестнице. Он осушил кружку и сказал:

— Пожалуй, оставшееся пиво вы, северяне, допьете без меня.

— Видишь, — сказал Устерн, толкая локтем Хольстефа, — говорил я тебе, что южане такого пить не могут.

Редван стукнул по столу пустой кружкой:

— И это ты называешь пивом?! В Рейкдорфе с неба вода и то крепче льет. Наши свиньи пьют пойло повкусней.

— Негоже так говорить о ваших женщинах, — заявил Хольстеф, которому несколько выпитых кружек с пивом придали смелости.

— Полегче, солдат, — предостерег не в меру разговорчивого воина Леовульф. — Думай, что говоришь.

Редван оставил их и пошел к лестнице, поднялся на верхнюю площадку, где его ждала девушка. Она стояла в дверях коридора и улыбалась ему. Воин знал, что радость ее была неискренней, только ему было безразлично.

Девушка смотрела на него, пытаясь скрыть свои чувства, которые испытывала, глядя на его страшные шрамы. Она протянула руку, желая коснуться изувеченного лица, но Редван схватил ее за запястье.

— Не надо, — сказал он и отвернул лицо девушки. — Пожалуйста.

Она кивнула и провела его в комнату.

Волки пожирали трупы и выли на луну. Питающиеся мертвечиной птицы сидели на крышах и густыми крылатыми облаками кружили над городом. В Херстдунн пришла смерть, ни одного человека в живых не осталось. Погибший король перешел на сторону врага, и защитники города бились, зная о том, что победить не смогут.

Халед аль-Мунтазир шел темными улицами Херстдунна и наслаждался видом гибели города. Ему была знакома и мила музыка смерти, ведь он на протяжении многих веков насылал погибель на живых. Он ловил ухом лязг волчьих зубов, разрывающих человеческую плоть, и ритмичное «тюк-тюк-тюк», когда птичьи клювы долбили черепа, чтобы добраться до мозга. Еще слышались вопли последних жертв, которых вытаскивали из потайных подвалов и чердаков.

За вампиром вяло тащился король Марк. Он был бледен и мертв, глаза светились зелеными огоньками — вампир будет постепенно подчинять его себе. Вокруг раны на шее запеклась кровь. Хотя он все еще напоминал того, кем был прежде, его некогда смертное тело стало совсем другим. Халед аль-Мунтазир убил короля меноготов кровавым укусом, потому что знал, каково смертным будет увидеть, что их павший вождь сражается на стороне армии мертвых. Вскоре Марк очнется от своего заторможенного состояния, и по земле будет бродить еще один вампир. До стада смертных дошло, что спрятаться от смерти не получится ни у графа, ни у нищего, и Халед аль-Мунтазир с извращенным удовольствием упивался написанной на их физиономиях паникой.

Конечно же, наиболее изысканным из всей какофонии звуков был летящий на крыльях полночного ветра детский крик. Невинная кровь — самый чудодейственный нектар. Несмотря на то что он уже давно утолил голод кровью воинов, такого напитка всегда хотелось отведать вновь и вновь.

В архитектурном плане город оказался весьма жалок: беспорядочное нагромождение грязных деревянных домов, выстроенных на развалинах древнего поселения. В череде образцов скучного мужицкого зодчества было невозможно отыскать два похожих дома, и подобный примитивизм оскорблял его чувство прекрасного. Когда Халед аль-Мунтазир увидел нелепое жилище графа, выстроенное из грубо обтесанного камня, с соломенной крышей и дурацкими деревянными панелями с изображениями богов, он презрительно скривил губы.

— Какой абсурд! Ты, король, жил в такой дыре?! — с недоверием покачивая головой, воскликнул вампир. — В бытность человеком я значился всего лишь принцем, но вырос в солнечном дворце с мраморными башнями, сверкающими фонтанами и торжественными куполами средь таких чудесных садов, что у глядевших на их красоту даже слезы наворачивались на глаза. Вам, примитивным дикарям, никогда ничего подобного не возвести.