Марк, конечно же, ничего не ответил, а Халед аль-Мунтазир взмахом тонкой руки указал на провисшую кровлю и продолжал:
— Такие грубые постройки недостойны народа, который образовал величайшую империю. А то, что ваш народ в самом деле верит в это, настолько нелепо, что хочется смеяться. Или, может, плакать. Даже не знаю, что больше. О, как измельчала раса людей!
Он печально покачал головой и пошел вперед, придерживаясь самого центра мостовой — подальше от нечистот, скопившихся на краю улицы. Чтобы не испачкать белый плащ, он перебросил его через руку. Все в городе было грязным, повсюду, словно вспоротые мешки с зерном, лежали мертвые тела.
По улицам бегали стаи волков, которые дрались из-за человечины. Вороны поджидали, когда волки насытятся и настанет их черед пировать.
Халед аль-Мунтазир поднялся по ступеням, ведущим в королевскую Большую палату, откуда пахло свежей кровью. Разбитые двери покосились, возле них, словно безмолвные стражи могилы, застыли костлявые воины в ржавых бронзовых доспехах. Вампир обернулся, глядя на город, который разгромила армия Нагаша.
В лунном свете скелеты в броне бродили меж домов, собирали трупы и вытаскивали на улицы, где складывали на телеги, которые тащили неуклюжие ожившие мертвецы. Омерзительные вурдалаки шныряли по улицам и дрались с облезлыми волками, отбивая у них еще теплое мясо, отодранное от костей. Бледные, покрытые ранами, эти пожиратели мертвечины шипели и царапались ногтями, под которыми чернела могильная земля, и, несмотря на то что тощие тела их казались траченными тленом, они были ненасытными и цепкими.
Над драматической сценой погибели властвовал бог смерти.
Сам Нагаш шагал в окружении толпы призраков и воющих сгустков света и тьмы, клубящихся вокруг его чудовищных конечностей. Рядом с ним шествовал Крелл — громадное и страшное творение северных богов, физическое проявление ярости и агрессии своего властелина. С ними двигалась сама тьма — мрачный саван, который придавал сил Халеду аль-Мунтазиру, но отнимал их у живых и наполнял сердца страхом. Ибо ужасна не сама смерть, но одна только мысль о том, что придется целую вечность находиться в рабстве у жестокого властелина…
Вампир стоял в самой возвышенной точке города и с удовольствием взирал на то, как по ступеням к нему взбиралась личная свита. Каждый ходячий скелет тащил за собой по кричащему ребенку не старше шести-семи лет. Малыши плакали и пытались вырваться, но мертвецы-провожатые были непреклонны, а посему участь бедных детей неизбежна.
Когда первый мертвяк подтолкнул к вампиру упирающуюся девочку, клыки у него аж зудели в предвкушении жгучего наслаждения, а глаза загорелись красным смертоносным огнем. Вампир поднял голову малютки холеным ногтем и провел острым как бритва краем по ее подбородку.
— Тсс, дитя, — шикнул он. — Не плачь. Не нужно плакать, так ты впустую теряешь драгоценную влагу.
Девочка смотрела ему в глаза и видела в них голод.
Не успела она вскрикнуть, как в горло ей вонзились клыки, и вампир начал сосать кровь.
Халед аль-Мунтазир выпустил безжизненное тельце последнего ребенка. Вампир насытился кровью невинных и чувства его обрели прилив чистой жизненной энергии. Глаза четче видели расстилавшийся перед ним мир, все живое светилось собственным внутренним огнем. Вампиру казалось, что землю заливает серебристый свет.
Он улыбнулся, чувствуя, как ток чужой крови создает ощущение жизни в его собственных атрофированных венах и неиспользуемых органах. Чувственным, сладострастным и очаровательно-тягостным было это дивное скоротечное ощущение ясного знания всех мыслей живых существ, которые гасли навеки.
Но стоило перестать пить, как оно тут же пропадало. Вампиры никогда не могли достичь удовлетворения и вечно жаждали. Он вытер с подбородка капли крови, облизал пальцы, наслаждаясь последними отзвуками жизни так, как мог бы вечно голодный крестьянин смаковать крошки, которыми во время обеда пренебрег принц.
Зрение Халеда аль-Мунтазира стало вновь обычным, и он увидел, что по ступеням к нему поднимается великий властелин живых мертвецов. Нагаш возвышался над вампиром, и бурлящая в нем сила была столь велика, что ее с трудом сдерживало даже его бессмертное тело. Возможности глаз Халеда аль-Мунтазира значительно превосходили человеческие, но даже он видел колоссальную мощь некроманта лишь отчасти: огромная и неудержимая, энергия существующих за пределами понимания миров противодействовала бездне смерти и черпала могущество в темных ветрах, источник которых был неизвестен даже величайшим практикам того города, который когда-то поглотили пески.