Медба подозрительно глянула на север. Волков она не увидела и тихонько вздохнула.
— Соберите стрелы! — приказала она. — Быстрей, видимо, эти твари прячутся где-то поблизости.
Ульрика вместе с остальными послушно бросилась собирать стрелы. Медба гордилась этими детьми. Сама она снова взяла в руки лук и зорко высматривала врага. Ее пуще прежнего волновали померкшие небеса на юге. Какое-то зло надвигалось на земли азоборнов, воительница всем нутром чувствовала это.
Подростки прибежали назад и запрыгнули на колесницы.
— Едем на запад! — скомандовала Медба.
— Нет! — крикнула Ульрика. — Зачем нам на запад? Наш дом на севере.
— Так же как и волки, — напомнила она, наклоняясь к дочери. — Если мы поедем на запад меж холмов, никакие волки нас не найдут. Когда нам ничто не будет угрожать, свернем на север.
Мне было так страшно, — сказала Ульрика и взяла мать за руку.
Медба увидела ужас в глазах дочери, ведь боялась она не только за свою жизнь, но и за маму. Лишь сейчас, когда непосредственная опасность миновала, Медба поняла, что чуть не потеряла Ульрику. Мысль ужаснула ее, в желудке шевельнулся противный клубок, посылая в горло тошноту.
— Знаю, милая. — Медба изо всех сил старалась сдержать дрожь в голосе. — Я тоже испугалась, но ты, моя девочка, вела себя очень, очень храбро. Несмотря на страх, ты не сдалась и сражалась как истинная азоборнка. Я очень горжусь тобой.
Ульрика улыбнулась, но Медба видела, что страх не до конца отпустил дочь. У нее самой ноги тряслись. Когда она взялась за вожжи, руки тоже дрожали, поэтому пришлось изо всех сил вцепиться в кожаные поводья, чтобы никто этого не заметил.
— Может, Вольфгарт был прав, — прошептала Медба, пытаясь сдержать слезы.
Зигмар саданул молотом прямо в череп давно почившего мертвеца в ветхих лохмотьях. Кость проломилась с сырым чавкающим звуком. Затем молот сокрушил ключицу и истлевшую грудину другого. Удар обуха пришелся в горло мертвецу, сражавшемуся рядом, а затем следующему, который, даже упав, хватал Зигмара за ноги переломанными пальцами. Вокруг него кипел бой. Покойники вцеплялись и вгрызались в живых, но двигаться их понуждала злая воля, что наполняла их мертвые тела. Сами они были лишены той искры, что заставляет живых воинов рисковать жизнью во имя чего-то большего, чем собственная шкура.
Однако, несмотря на мертвенное оцепенение трупов, их удары все равно несли смерть. Ведь плоть живых была для них самым лучшим лакомством, и голод этот вовек было не утолить.
Доспехи Зигмара пестрели бесчисленными вмятинами и рубцами от дубинок и тесаков, из глубокого пореза текла кровь — топор мертвого лесоруба снес ему оплечье, пробил кольчугу и вонзился в плечо. Император бился бок о бок с ветеранами сражения при Мидденхейме, которые приглядывали, чтобы никто не мог напасть на Зигмара сзади.
Увернувшись от топора, молотом Гхал-Мараз Зигмар нанес удар скелету в древнем проржавевшем бронзовом панцире. Боек сокрушил позвоночник старинного воина, который развалился надвое. Дождем пыльных костей он осыпался на землю, а император снова взмахнул молотом и, крутанувшись вокруг своей оси, сразил еще трех нежитей. Со склона холма послышались хриплые возгласы, величавшие Ульрика, — это черузены прорубали себе дорогу в рядах мертвецов и валили их топорами, словно сухостой.
Воины Зигмара сражались как один, каждый пробивался вперед при поддержке стоящего рядом бойца. Железная дисциплина унберогенских войск обеспечивала возможность такого ближнего боя, и преимущества его были очевидны, ибо так бойцов гибло меньше.
Сражавшиеся поодиночке черузены бились до тех пор, пока их уставшие руки могли держать топор. Потом мертвецы их одолевали, валили с ног и раздирали на части.
Трусливыми стаями мертвенно-бледные каннибалы метались среди деревьев, крались сбоку от поля боя и неожиданно нападали на людей. Зигмар не обращал на них внимания и пробивался к Остенгарду, где по улицам поселка в форме подковы уже скакали воины из отряда Красных косарей. Демонстрируя великолепное искусство верховой езды, конница перестраивалась в смертоносный клин.
— Туда! — приказал Зигмар, показывая на воина в черном плаще в самом сердце вражеской орды, под бронзовым шлемом которого скрывалась голая кость черепа. Глазницы призрака горели зеленым огнем, и Зигмар чувствовал таящуюся в них силу, черную магию отвратительной тьмы, удерживающую вместе толпу мертвецов.
Одним ударом молота он снес пару скелетов и стал пробиваться к черузенам.