— Да, — проговорил вампир, возвращаясь в Большой зал, где стены были расписаны цветными фресками с изображением сцен охоты и сражений, — вещицы у тебя тут подобрались замечательные. Вот этот ковер, например, соткан умельцами с берегов Инда, а на этот настенный гобелен пошли нити шелкопрядов Драконьего императора, верно?
Вампир остановился у дубового пьедестала, на котором красовались два огромных клыка. Он был поражен их размерами и попытался представить величину животного, которому принадлежали эти зубы. Вампир перевел взгляд на воина в золотых доспехах и короне из того же металла на голове, который недвижим стоял посреди Большого зала. Его белые волосы струились по плечам, подобно замерзшему водопаду.
— Я бы сказал, что эти клыки некогда принадлежали дракону, но мне известно, что в здешних землях их больше нет. Скажи мне, Сигурд, что за зверь мог когда-то похвастаться такими зубищами?
Воин повернул к вампиру безжизненное лицо. На шее у него зияла рана — месиво порванных жил и мышц. Кровь залила грудь, глаза ввалились и горели страшным красным огнем. Рот беззвучно открывался и закрывался, из разодранного горла вырывалось мертвое шипение.
— Ах да, ну конечно, — спохватился Халед аль-Мунтазир, пробормотал коротенькое заклинание из великого арсенала черной магии, и порванные мышцы горла Сигурда начали срастаться, омертвевшая плоть затянула страшную рану. — Так что там ты говоришь?..
Граф племени бригундов открыл рот, и оттуда вырвался дребезжащий хрип — звук из бездны преисподней, столь мучительно-прекрасный, что Халед аль-Мунтазир не смог сдержаться и широко осклабился.
— Скаранорак… — с трудом выговорил Сигурд. — Драконоогр…
Глаза Халеда аль-Мунтазира расширились, и он провел по тяжелым костяным громадинам аккуратно подстриженными холеными ногтями. Во взгляде его мертвых глаз читалось уважение.
— Ты сам его убил? — спросил вампир.
— Нет, — отвечал Сигурд. К нему постепенно возвращался голос. — Это сделал Зигмар.
— Ах да, Зигмар. Как же я сам не догадался.
Сигурд вышел на балкон. Когда-то отсюда он обозревал свои владения — плодородные земли, на которых процветала торговля. Эти земли приносили богатство его городу. Теперь на них властвовали тьма и страх. Пополненная мертвыми меноготами армия Нагаша в считаные дни взяла Сигурдхейм. Сотни отвратительных мертвых воинов взобрались по уступам на вершину скалы, где стоял город, тысячи мертвых воинов маршировали по крутым извилистым дорогам, чтобы пробить себе путь через тяжелые врата. Город пал ночью, которая все еще господствовала на этих землях, и многочисленные окна Большого зала не давали света, в них лилась одна только тьма.
— Ты не остановишь их? — спросил Сигурд.
Кровавый укус уничтожил его как человека, перерождение в бессмертного убийцу живых завершилось.
— Зачем утруждаться? — спросил голос, обремененный тысячелетиями убийств и крови. Подобно скрежету крошащихся надгробных плит, это был звук рушащихся цивилизаций, пропавших культур и целых царств, вычеркнутых из жизни.
В Большой зал вошел Нагаш, и Сигурд с Халедом аль-Мунтазиром склонились в поклоне. Мрачное присутствие главного некроманта сгустило тьму за окнами — густые миазмы черной энергии, наполнявшие его слуг неимоверной силой. Посох в виде свернувшихся кольцами змей потрескивал от клокочущей в нем энергии, с металлических пальцев на каменный пол зала стекали капли темной магии.
По правую руку от Наташа с топором за спиной шагал Крелл — олицетворение зверского насилия. Павший воин Темных богов с необузданной яростью носился по городу и убивал с таким исступленным бешенством, что, без сомнения, прежний хозяин остался бы им весьма доволен. По левую руку от Нагаша шел похожий на поджарого волка граф Марк, воодушевленный расправой над людьми. Подбородок и клинок у него были вымазаны кровью, глаза горели.
— Они расскажут о том, что здесь произошло, — сказал Сигурд, жадно пожирая взглядом кровь на подбородке Марка. — У них будет время подготовиться к обороне.
— Не имеет значения, — сказал Нагаш. — Мои вассалы уже навели страху на дальние уголки земли. Человек — это животное. Хорошо, когда он трясется от страха.
— Ужас истощит человечьи сердца и лишит их мужества, — развил тему Халед аль-Мунтазир, снова направляясь к балкону. — Я вам больше того скажу: на вкус он так хорош…
Он проводил взглядом бегущих из опустошенного Сигурдхейма всадников, которые исчезали за горизонтом. Их жизни сияли яркими звездами. Он спросил: