Может быть, пощадит. Хотя бы его.
Как завещано, расслабляюсь с мальчиком. В кои-то веки расслабляюсь. У него чуткие пальцы, красивые глаза, а светлые волосы словно шелковая кисть, рисующая на моем теле знаки «свет», «покой», «наслаждение», «удовольствие».
Сначала мне казалось, что это будет секс, напоенный нежностью и лаской, но добившись того, что мое тело растаяло в его руках, что боевые доспехи стекли с меня словно воск на жаре, он вдруг переменился.
Оливковая зелень вспыхнула золотым огнем, в медовом голосе прорезался свист кнута и, вывернув меня наизнанку теплом и трепетными ласками, он выпрямился, расправил плечи и скомандовал:
— На колени!
Я только фыркнула в ответ, но он скрутил меня, заломив руки за спину, в руках появились наручники, которые так удобно защелкнулись на железных прутьях кровати, а потом…
Он чередовал сладость с болью, жестокость с лаской, холод с жаром — и я знала, что могу доверять, мне было спокойно.
— Все, — сказала я, когда наигралась. — Все. Конец.
— Моя госпожа и рабыня, я не оставлю вас не удовлетворенной, — мурлыкнул этот опасно красивый щенок и его язык снова двинулся в долгое путешествие.
— Нет! — вскрикнула я. — Нет! Я сказала — конец!
— Конец будет, когда вы испытаете высшее удовольствие, — возразил он, и я, скованная, полностью в его власти, ничего не смогла противопоставить рукам и губам.
Закусывала щеку, бесилась, вспоминала самые отвратительные моменты своей жизни, обещала ему, что Князь лично спустит с него шкуру по одной полосочке, а потом обольет кислотой и сожжет, но горячая волна внизу живота накатывала неумолимо и остро. И последний укус добил меня, закрутив спиралью и отправив в знакомый туман.
Где я тут же попала в руки Короля боли. Он был весь в белом, волосы зачесаны назад, бирюзовые глаза сверкали бешенством. Тяжелая серебряная трость отлетела в сторону, а руки в черных перчатках легли мне на плечи, притягивая к груди.
— Не бойся меня.
Холодный голос подрагивал от сдерживаемых эмоций.
— Да иди ты нахер! — вызверилась я, пытаясь выпутаться из жесткой хватки. Шершавое касание вытертой черной кожи пугало меня до обморока. Он не может носить краги из кожи толщиной в пару сантиметров? Что, если эта, тонкая, прорвется, пропуская боль?
— Ты что, не понимаешь, что происходит? — спросил Он неожиданно устало.
— Нет… — я не тратила время на пустую болтовню. Мне надо вывернуться из его рук и бежать.
Но Его пальцы в перчатках, слишком тонких, чтобы я была спокойна, скользнули по моей груди, потянули молнию на платье вниз, обнажая мою кожу. Дрожь пробежала по телу — неожиданным отголоском чертового оргазма.
Другой рукой Он потянулся к моей маске, но я успела отдернуть голову!
Если увидит мое лицо — мне конец.
Но мне и так конец.
Он больше не держит меня, лишь кончики пальцев скользят от впадины между ключицами вниз, между грудей, внизу, к животу. Я как завороженная стою под его прикосновениями, не бегу, смотрю в глаза цвета южного моря. Слишком красивые. Слишком теплые для того, кто держит меня на привязи лишь одним опасным касаением.
Он качает головой и на мгновение из тумана за его спиной проступают знакомые настенные часы… те, что висят над ресепшеном в холле моей гостиницы.
Брат не мог меня предать!
Не мог!
В один миг разорвав линию нашего взгляда, я отпрянула, теперь точно зная, где искать дверь в этом тумане… и вывалилась в реальность.
Туда, где красивый мальчик дрожащими пальцами пытался отпереть мои наручники.
Одной рукой он тыкался ключом в отверстие, другой держал трубку моего телефона у своего уха, и там горел вызов Князя.
Что бы ни пообещал Король боли этому глупцу, мой брат сумел перебить ставку угрозами и шантажом.
Железное кольцо на моей руке наконец звякнуло и выпустило меня на свободу.
Мне бы бежать. Опрометью. Надеясь на то, что не все тайные пути перекрыты, а я знаю их немало в этой старинной гостинице.
Но я не могла справиться со своей яростью и плеть, что мальчик использовал только для того, чтобы дразнить меня возможностью боли, взвилась сейчас и легла алыми полосами на его красивое лицо.
Я нарушу сейчас все мыслимые правила. Я уже их нарушила, но удержаться нет никаких сил. Пусть глупец почувствует хотя бы тень той боли, что ждет меня… и ту, кто станет второй половиной человека в черных перчатках.
Уже в ванной, брея голову налысо, я поняла, что знаю, кто вторая половина этого гнилого мальчишки. Без меня ему никогда ее не найти. А я не буду помогать. Сдохну, но не буду. Это станет наказанием, о котором он никогда не узнает. Но оно меня успокаивает.