– Не могли бы вы указать мне путь к его замку?
– Ни малейшего представления. Сам чужой в этих краях.
– Я заблудился, – сказал Варт.
– А вот это забавно. Я и сам заблудился лет семнадцать назад. Прозываюсь Король Пеллинор, – продолжал Рыцарь. – Может, слыхал обо мне что? – Забрало закрылось с хлопком, похожим на эхо этого «что?», но было немедленно вновь открыто. – Семнадцать лет, с самого Михайлова дня, гоняюсь за Искомой Зверью. Скучно, страсть.
– Да уж я себе представляю, – сказал Варт, который отродясь не слыхивал ни про Короля Пеллинора, ни про Искомую Зверь, но решил, что самое безопасное в нынешних обстоятельствах – сказать именно это.
– Это Бремя Пеллиноров, – гордо сказал Король. – Лишь Пеллинор может его настигнуть – то есть, конечно, или его ближайший родич. Всех Пеллиноров воспитывают, исходя из этой идеи. Ограниченное образование, в сущности. Катыши и прочее в этом роде.
– Про катыши я знаю, – произнес с интересом мальчик. – Это помет, оставляемый зверем, когда его гонят. Ловчий кладет его в свой рог, чтобы потом показать хозяину, и может сказать по нему, разрешена ли охота на этого зверя и каково его состояние.
– Умный ребенок, – отметил Король. – Очень. Ну вот, а я почти постоянно таскаю катыши с собой. Нечистоплотный обычай, – добавил он, обретая подавленный вид, – и совершенно бессмысленный. Сам понимаешь, Искомая Зверь на свете одна, и вопрос: дозволена на нее охота или нет – не может даже возникнуть.
Тут забрало его приладилось падать так часто, что Варт решил пока не думать о своих невзгодах, а попытаться взбодрить собеседника, задавая ему вопросы по единственному предмету, о котором тот, видимо, мог говорить со знанием дела. Даже беседа с заблудившимся членом королевской фамилии лучше, чем одиночество в лесу.
– А на что она похожа с виду, эта Искомая Зверь?
– Ах, мы, знаешь ли, именуем ее Бет Глатисант, – отвечал монарх, принимая ученый вид и возвышая голос, – или, что, по-английски сказать, Искомая Зверь. Ты же можешь называть ее всяко, – добавил он милостиво, – хочешь – Искомая Зверь, а хочешь – Искомый. Сия Зверь обладает главою змеи, э-гм, и туловом леобарса, и лядвеями льва, и голенями оленя. И куда та зверь ни пойдет, из чрева ее исходит шум, как бы от тридцати пар гончих псов. Если, конечно, она в это время не пьет, – добавил Король.
– Вот, должно быть, жуткое чудище, – сказал Варт, опасливо озираясь.
– Жуткое чудище, – повторил Король. – Такова она и есть, Бет Глатисант.
– И как вы за ней гоняетесь?
Похоже, то был неверный вопрос, ибо вид у Пеллинора стал еще удрученней.
– У меня с собой ищейная сука, – сказал он печально. – Вон она там.
Варт поглядел в ту сторону, куда уныло указывал большой палец монарха, и увидел многократно обмотанное веревкой дерево. Конец веревки был привязан к седлу Короля Пеллинора.
– Что-то я ее не разгляжу.
– Запуталась в веревке с той стороны, смею сказать. С ней вечно так – я в одну сторону, она в другую.
Варт обошел дерево и обнаружил крупную белую псину, вычесывающую блох. Едва увидев Варта, она принялась извиваться всем телом, бессмысленно осклабясь и задыхаясь от стараний облизать ему все лицо, несмотря на веревку. Псина была слишком опутана вервием, чтобы сдвинуться с места.
– Ищейка в общем хорошая, – сказал Король Пеллинор, – только уж очень пыхтит, вечно в чем-нибудь путается и тянет не в ту сторону. С ней да с этим забралом я порою не знаю, куда и поворотить.
– А почему вы ее не отвяжете? – спросил Варт. – Она бы тогда гонялась за Зверью вряд ли хуже, чем теперь.
– Вот видишь ли, она тогда удирает, и я ее иногда по неделям не вижу. А без нее скучновато, – добавил Король, – гонишься за Зверью, а где она, что она – никогда ведь толком не знаешь. А тут все же, понимаешь, компания.
– Похоже, по натуре она дружелюбна.
– Чересчур дружелюбна. Порой я вообще сомневаюсь, за Зверью ли она гоняется.
– И что она делает, когда ее видит?
– А ничего.
– Ну что же, – сказал Варт. – Я думаю, в конце концов у нее все же появится к ней интерес.
– Как бы там ни было, прошло уже восемь месяцев с тех пор, как мы ее видели.
С самого начала беседы голос у бедняги становился все более грустным, и теперь Король явственно начал пошмыгивать носом.
– Это проклятие Пеллиноров, – воскликнул он, – вечно таскаться за этой паршивой Зверью. Уж если на то пошло, кому вообще она нужна? Сначала ты останавливаешься, чтобы спустить ищейку, потом у тебя сваливается забрало, потом ничего не видишь через очки. Поспать негде, где ты есть – никому не известно. Зимой ревматизм, летом солнечные удары. И ведь несколько часов уходит на то, чтобы напялить эти клятые доспехи. А напялишь – так либо изжаришься, либо заледенеешь, да они еще и ржавеют. Сидишь всю ночь, начищаешь. Ах, как бы мне хотелось иметь хороший собственный домик и жить в нем, – с кроватями, с настоящими подушками, с простынями. Будь я богат, именно это я бы и купил. Хорошую кровать с хорошей подушкой и с хорошей простыней, на которой приятно лежать, а потом я бы вывел этого паршивого коня на луг да сказал бы этой паршивой ищейке: «Беги куда-нибудь, поиграй», и покидал бы в окно все мои паршивые латы, а паршивую Зверь оставил в покое, пусть она сама на себя охотится, – вот что бы я сделал.