Весь народ собрался поглазеть на свадьбу — громко восхищались красотой невесты, угощением да пышностью, с какой торжество справляли — когда еще такое увидеть доведется! Вот закончился пир, ночь настает — ведет король свою возлюбленную в покои дворцовые, в опочивальню — глядит, насмотреться не может…
Сколько времени прошло? Никто не мог бы сказать — никто не следил за бессмысленным чередованием суток. Кому это нужно — ведь душа переполнена совсем другим, и не до времени… Прекратились веселые празднества и танцы, игры и прогулки шумными компаниями… Не слышно стало смеха — но никого это не тревожило, настолько естественным все казалось…
…В последнее время Рон чувствовал себя удивительно, словно потерял вес и перемещался лишь напряжением мысли, как во сне. Казалось, еще немного — и он полетит. Все вокруг вызывало радость, все хотелось любить… Но больше всего, конечно, Илку. Илка… Одно это имя наполняло блаженством. Она была с каждым днем все ближе — и в то же время отдалялась все дальше, в какие-то надзвездные выси — у Рона не находилось слов, чтобы выразить это свое чувство, но… Эта красота исторгала слезы. Она словно светилась. Свет, свят… Святость. И он поклонялся ей, как святой.
…А на груди его сияет рубин волшебный! И любил король свою молодую жену все сильнее и сильнее, но все мало было ему этой любви (и кому из людей любви бывает довольно?) И все ярче разгоралась рубиновая звездочка…
…Они не разговаривали — они уже не могли оторваться друг от друга, не замечая ничего вокруг — они остались в этом мире вдвоем, и существовали только друг для друга. Неистовая, яркая, как вспышка молнии, страсть сжигала их души — это нахлынуло и унесло с собой…
…Вот минул день со дня свадьбы, вот второй пошел — без ума король от своей молодой жены, не отходит от нее ни на шаг. Забыли они о празднествах, в их честь устроенных, и о придворной знати, во дворце ожидающей, и к обеду не выходят, голода не чувствуя, словно бы неведомая сила вливается в них от любви великой…
…Нестерпимое рентгеновское пламя высвечивало каждую черточку этого лица. Рон бездумно, заворожено глядел на него, лишь глядел… Ничего не надо больше — только видеть лицо возлюбленной, бесконечно изменчивое, во влажном блеске глаз и губ, и матовом сиянии нежной кожи… Но багровый туман застилал глаза, и они вновь сливались в объятиях, стискивали друг друга, словно в смертной тоске потери…И боль, вызванная этим, стократ усиливала наслаждение. Остановиться… невозможно — в голове словно били огромные куранты, тело сотрясалось в судороге какого-то дьявольского экстаза — ни одной мысли не возникало в мозгу, захваченном волной непосильной любви…
А на груди его поет, переливается огненная искорка! Не замечают король с королевой времени, не видят ничего вокруг, и все ярче красные отблески на стенах дворца, и зарево стоит в окнах его… Сбежался народ смотреть на чудо невиданное — пожар во дворце, а не горит! А из дворца бегут в ужасе придворные, не понимая ничего. А к королю уже не подступиться, так пламенеет он светом рубиновым, нестерпимым!
Рон видел, как тело его возлюбленной колебалось, словно марево… Пляшут языки пламени — нет, то взмахи рук… ресниц… Огненные кони вырываются из земли, уходят в небо, со свистом распарывая затвердевший воздух, осыпающийся мелкими сверкающими осколками… Земля? Ее нет… Под ногами ничего нет! Пространство стремительно схлопывалось, рвалось клочками… пропадало… пропадало…
…Резкая боль иглой вошла в сознание — Рон очнулся. В хижине было полутемно, на стенах плясал багровый отсвет. В ноздри ударил едкий запах паленого — Рон со стоном ухватился за грудь… Обжег ладонь — на груди чернел круг обуглившейся кожи. «Датчик!» — боль была нестерпимой, он снова глухо простонал, чувствуя, как покрывается липким потом.
— Роня, что с тобой? Рон! — знакомые теплые руки обнимают его, в глазах — туман и непонимание. Сквозь выступившие от боли слезы он увидел ее неуверенные, сомнамбулические движения.
— А… черт! — выдохнул он, сцепив зубы.
— Что с тобой… — не слыша, повторила она. Глаза ее постепенно прояснялись. Вот она снова взглянула, смахнула с лица прядь волос…
— Тебе больно? Да? Скажи, тебе больно? — испуганной скороговоркой выпалила она, порываясь сразу и вскочить, бежать куда-то, и броситься к нему… Он удержал ее за руку. Сказал, скривившись:
— Ерунда… Обжег меня этот чертов датчик…
— Счас, счас, я мигом! — только колыхнулся воздух — она уже возилась в углу с аптечкой, позвякивая в темноте какими-то пузырьками. По комнате распространился терпкий аромат камфары.