Длинное, во всю стену, окно палаты было плотно прикрыто шторами. Но горели лампы дневного света под потолком. От этого и белые простыни, и белки глаз под полуприкрытыми веками, и белое лицо человека на подушке казались голубоватыми, потусторонними, безнадежно мертвыми. Но человек на больничной койке был жив. Об этом свидетельствовали бесконечные кривые, исправно бегущие по синему экрану монитора. Впрочем, никакого значения это уже не имело.
Не все ли равно, прихватило у козырного Короля селезенку или печенку, остановится его сердце сейчас или через десять лет. Играть он сегодня не сможет. И точка. Город пришел не делиться силой, он пришел ее отбирать. А на нет и суда нет.
Город досадливо крякнул, еще раз взглянул на неподвижные руки с длинными и крепкими, "музыкальными" пальцами. Старьевщик подсуетился? Или действительно скрипача здоровье подвело? Неважно.
- Ну что же, Король умер. Почти.
Да здравствует Дама.
Дама была на самом деле не 'дама'. Двадцать пять - не тот возраст. А уж выглядела совсем как девчонка. Курносая, веснушчатая, длинношеяя. Прима городской балетной труппы. И ничего в ней не было на первый взгляд, кроме рыжих пакляных вихров и длинных ног с комковатыми икрами. И на второй тоже не было. И на третий. Пока не начинала танцевать. Тогда Дама становилась всем. Пламенем костра, светом маяка, центром вселенной. Парила, летела, царила. Сотни зрительских глаз смотрели только на нее, сотни сердец бились в унисон с ее сердцем, сотни вздохов сливались в один, в такт ее дыханию.
Город наслаждался вместе с ними, рос, ширился. Звенел струнами электрических проводов, взмывал к небу струями фонтанов, блестел победно промытыми стеклами окон. Разбухал силой, как нажравшийся чужих душ упырь. Чувствовал себя молодым и сильным, как четыреста лет назад. Море было ему по колено.
И забавы Старьевщика тоже.
Город ждал за кулисами: не хотел мешать репетиции. Потом нетерпеливо распахнул двери, в один прыжок достиг сцены, огляделся, выискивая глазами тощую фигуру в черном купальнике и красных гетрах. Не нашел, удивился, отступил. И чуть не столкнулся со своей ставленницей.
Набрякшие губы, темные пятна на лбу и щеках. Белая футболка туго обтягивала округлый беременный живот.
- Тьфу! - Город плюнул на пол густой горькой слюной. - Нашла время, цаца-матраца, курица безголовая!
Старый дурак! Какой же он старый дурак! Расслабился за сто лет. Не уследил. Не вырастил замену.
Резко повернулся, взметая вихри лохматой закулисной пыли.
Дама не в форме. К черту Даму!
Остаются Валеты. Но на них, честно говоря, Город не очень рассчитывал. Мелкая карта, ненадежная, неопробованная.
Но уж какая есть.
Двери гаража были открыты. Прямо у входа стоял вентилятор, гнал бесполезные горячие струи воздуха на сваленные в углу доски, синтезатор, хай-хэт, тарелки и барабан, грязное тряпье на полу.
- Элька! - патлатый нескладный парень ткнул острым носком ковбойского сапога в тощий зад разлегшейся на полу сутулой девицы с ядовито-фиолетовыми лохмами отвязной кикиморы. - Собирайся давай, жопа ленивая!
- Пошел на... - огрызнулась девица. - Собрал в такую рань. Не договаривались же, Шило! Вот и гуляла вчера. Так что имей в виду, я сегодня не в голосе.
- Ничего, заголосишь! - безжалостно отрубил Шило. - Выступление на Цветочной площади! Я чуть мозгами не поехал, когда менеджер из администрации города меня в пять утра поднял. Такой шанс раз в жизни выпадает. И то не всем.
- Конечно не всем, - брезгливо поморщился Город. - И вам бы не выпал, если бы не обстоятельства. А так я кому-то нашептал, кого-то напугал, с кем-то обсудил. Дело в шляпе. Налейте девушке кофе покрепче.
Невысокий, бритый наголо крепыш в расстегнутой гавайке, послушно поднялся, добрел до древней кофеварки, плеснул крепчайшей бурды в плохо отмытую кружку. Добавил сухих сливок, высыпал два пакетика сахара. Подумал и добавил еще один:
- Держи, Эля.
- Пасиб, Еж, - Элька уселась по-турецки, выставив острые колени. - Адвила бы еще таблетки три. Голова раскалывается.
- Ребят, - заглянул в гараж давно небритый, носатый парень в драной под мышками рубахе, вытер подолом лицо, - Там микроавтобус пришел. Грузиться надо.
- Все. Подъем. Подъем! - засуетился Шило. - Несем осторожно. Ничего не забываем. Элька, держи список. Будешь отмечать, что уже закинули.
Сопя и тяжело дыша парни потащили инструменты и реквизит к выходу. Сзади на высоких шпильках ковыляла бледная Элька. У гостеприимно распахнутого багажника их встретил чернокожий, лоснящийся от пота дядька средних лет. Дружелюбно заулыбался, стал помогать грузить тюки.
- Элька, отмечай. Гитары, удлинители, комбики, стойки, черные футболки, бабочки, грим.
Элька прислонилась спиной к двери автобуса, поднесла к глазам мятый список, рыгнула подозрительно, согнулась, и ее вырвало прямо на пыльные колеса.
Потный дядька вздохнул понимающе.
- Шило, она петь-то сможет? - скептически спросил небритый носач. - Может, ей косячок свернуть?
- Там посмотрим, - махнул рукой Шило. - Носатый, бегом обратно! Бриться! Не команда, а банда отмороженных придурков!
- Банда! - прошипел город. - С кем только не приходится работать. Но, видит бог, ребята, если мы расправимся со Старьевщиком, вы, может быть, сдохнете бухие и обдолбанные, но богатые и знаменитые. Свои обещания я пока держу.