Она уже собиралась идти прочь, но вдруг заметила недалеко от себя что-то маленькое, круглое и синее. Геката пригляделась: это было яйцо драгов, которое с ее же помощью получила Селеста. Оно выкатилось при падении клетки на пол, да так и осталось лежать незамеченным Орвином и Феликсом. Геката подняла яйцо, покрутила перед своим носом и шумно вдохнула в себя воздух. «Похоже, что скоро из него появится детеныш, – подумала она. – Жаль, что Селеста так и не дождалась этого момента! Она так мечтала создать протора». Именно эти монстры таскали для Селесты ее верных солдат-болванов.
Гекате на какое-то мгновение сделалось жаль свою погибшую подругу. «Пусть этот детеныш драга родится и останется у нее в память о Селесте», – решила она и посетовала на свою сентиментальность, появившуюся у нее вдруг непонятно откуда. Геката сунула яйцо к себе в мешок к голове Рипрока.
Самой ей проторы были не нужны, она строила совсем другие планы. Зато уже созданные болваны Селесты вполне бы пригодились. Геката пошарила за зеркалом и извлекла оттуда эластичное, почти бесцветное кольцо. Она легко растянула его руками и натянула через голову себе на шею. Вскоре кольцо будто ожило. Оно вдруг заблестело, заиграло разноцветными огнями, как елочная гирлянда.
Как только это произошло, Геката стала выкрикивать заклинания, переходящие в завывания, и кольцо покраснело, как раскаленный уголь, и запламенело. «Воины тьмы, пробуждайтесь! Явитесь к своей новой королеве! Пора действовать!» – взывала Геката и громко хохотала.
Этот смех, напоминающий скорее раскаты грома, пронесся над Итландией и заставил всех ее жителей содрогнуться. Он будто говорил им, что рано праздновать победу, грядет новое, еще более могущественное, чем Селеста, зло, и оно уже совсем близко. Пока кольцо на шее Гекаты пылало огнями, в разных уголках Итландии загорались другие кольца. Их хозяева-болваны пробуждались один за другим и послушно шли на зов колдуньи.
Лукас с Кожаным уже вышли из леса на Лысую пустошь, когда услышали у себя за спиной дикий хохот.
– Что это? – не на шутку испугался мальчик и остановился.
Он повернул голову в сторону болота, а потом взглянул на болвана, с которым творилось что-то неладное. Кожаный прирос к месту и, словно маятник, раскачивался из стороны в сторону. В это время камень на кольце вокруг шеи буквально пылал красным огнем. Лукас увидел, как болван задом двинулся прямо на него, будто кто-то невидимый тянул его назад, и отпрыгнул в сторону.
– Эй, ты куда?! Стой! – завопил Лукас шедшему по направлению к лесу болвану, тот вдруг остановился. «Он меня слушается, – облегченно вздохнул Лукас, подошел ближе и скомандовал: – Нам нужно попасть во дворец».
Болван, словно заводной солдатик, послушно зашагал вперед и уже не обращал внимания на пылающий на шее ошейник. Лукас, не дожидаясь, когда хохот прекратится, пошел за ним. Вскоре смех закончился, и это приободрило Лукаса. «Интересно, он выполнит любой мой приказ? – следуя за болваном, размышлял мальчик, который порядком устал от долгой дороги. – Эй ты, Кожаный, возьми меня на руки», – скомандовал он. Болван остановился и беспрекословно выполнил его приказ. «Отлично!» – подумал Лукас, покачиваясь в его объятиях. Он теперь был хозяином этого чудовища, и эта абсолютная власть кружила ему голову.
2
После ночного исчезновения Феликса и Лики Ольгерта пребывала в каком-то оцепенении. Константин с его хладнокровием и рассудительностью был от нее далеко, и она совершенно не знала, что ей делать.
– Феликс ушел… Это все из-за меня, – мысленно повторяла она, и в ее глазах стояли слезы.
Она совсем ничего не могла делать и поэтому, как безумная Анна, бесцельно бродила целыми днями по коридорам замка или сидела, уставившись в одну точку, никого не видя и не слыша. Ольгерте не помогали ни разумные доводы Аброна, ни советы Бориса.
– Послушайте, сейчас не лучшее время раскисать, – увещевал ее библиотекарь. – Возьмите же себя в руки… Королевство сейчас, как никогда, нуждается в вашей заботе. Феликс очень разумный мальчик… Уверен, он скоро одумается и вернется к нам…
– Это я во всем виновата, – корила себя Ольгерта. – Зачем я заперла его в комнате? Он теперь никогда не простит мне этого.