Выбрать главу

Давид вспомнил повседневную картину: братья Цруи ни свет ни заря ждут его за порогом дома. Такие же серые, как каменные стены, с помятыми, заросшими лицами, немытые и нечесаные. У Авишая выпячен живот, разговаривая, он помогает себе быстрыми движениями коротеньких рук. Иоав не говорит, а цедит слова и при этом ковыряет в ушах и успевает почесать задницу. Давиду рассказали, как Иоав трижды стрелял в упор в залитое кровью тело, висящее на дереве. Теперь даже в молитвы, даже в разговоры Давида с Богом влезают хмурая, прокалённая солнцем морда Рыжего и его лук.

Облако распалось, и куски его унёс ветер. Давид продолжал думать о братьях Цруях, о худом и злющем Иоаве и рассудительном, ничего не делающем сгоряча, а потому не ведающем ошибок Авишае. У обоих были тяжёлые кулаки, оба искуснее всех владели мечом. А кто в армии учит молодых, как выбрать древко для копья, подогнать щит к левой руке, натянуть тетиву на основу лука? Всё те же братья Цруи, с которыми ты прошёл через битвы и остался жив потому, что они всегда были рядом. Вспомни великана Ишби – потомка гиганта Голиафа! Когда кончик его огромного меча уже прикоснулся к доспеху у тебя на спине, Ишби вдруг заорал, отлетел в сторону и рухнул, обливаясь кровью. Это Авишай бен-Цруя, снося всё на своём пути, примчался на помощь своему королю.

Ведь ты гордился своими командующими, ты любил братьев Цруев и просил Иру бен-Икеша повторять слова Иоава Авишаю перед сражением с арамеями: «Мужайся, брат! Мы будем твёрдо стоять за наш народ и за города Бога нашего. И пусть Господь совершит, что Ему угодно». А как преображались их лица, когда они обходили стан, подбадривая воинов перед боем! И какой искренней была их печаль, когда приходилось опознавать убитых. Если никто не мог вспомнить имени молоденького солдатика, звали командующего. Тот и видел-то бойца мельком в день прибытия в стан, но опускался на колени, долго вглядывался в мёртвое лицо, откидывая с него склеенные кровью волосы, прикасался пальцами к пробитому стрелой лбу и хрипел: «Это – Зеев бен-Ана, да будет благословенна его память…»

Давид подошёл к входу.

– Шалом, Авишай! Заходи.

Он рассказал Авишаю бен-Цруе, что велел Амасе собрать армию и преследовать бунтаря Шеву бен-Бихри, не давая тому укрыться в укрепленном городе. Авишай слушал и кивал. Он знал, что сказал король Амасе: «Собери мне иудеев в три дня, а сам возвращайся сюда». И пошёл Амаса собирать иудеев, но промедлил дольше назначенного срока.

– Ну, – сказал Давид,– чего молчишь? Амаса больше не командующий. Действуй и как можно скорее.

Авишай бен-Цруя переминался с ноги на ногу и чесал живот под рубахой.

Давид понял, чего тот ждёт.

– Можешь взять с собой, кого хочешь. Я же сказал, Амаса больше не командующий.

Авишай широко улыбнулся, буркнул: «Шалом!» и направился к выходу. Вернулся.

– Помнишь, Давид, как один бунтовщик не послушал советов Ахитофеля? Мы теперь исполним тот совет: никого не ждать, гнаться с теми силами, что у нас есть. И убьём одного только Шеву бен-Бихри. Вот так!

Оба засмеялись, и Авишай потопал к воротам, за которыми – Давид не сомневался – ожидал брат Иоав.

Преследовать Шеву бен-Бихри вышли из Города Давида люди Иоава, гатийцы и Герои. Когда они были у Голубой скалы в Гивоне, перед ними предстал Амаса. Никто не ожидал такой встречи. Солдаты остановились. Авишай соображал, как поступить, а Амаса во все глаза смотрел на солдат.

– Куда это вы? – проговорил он и засмеялся. – Ну, прямо как на войну!

– Ты собрал иудеев, как приказал король? – спросил, приближаясь к нему, Авишай.

В этот момент из первого ряда колонны выступил хорошо знакомый Амасе Рыжий и быстро направился к скале, выкрикивая на ходу:

– А может, он не хотел гнаться за Шевой бен-Бихри? Он-то знал, что Шева вёл своих людей к нему на помощь, да опоздал.

Иоав одет был в своё воинское одеяние, на котором пояс с мечом в ножнах, прикреплённых к бедру. И когда Иоав подошёл, ножны упали.

Дурная примета! – пошутил Амаса, не заметив, что меч из упавших ножен как бы случайно задержался в руке у Рыжего.

И спросил Иоав Амасу:

– Здоров ли ты, брат мой?

И взял Иоав Амасу правой рукой за бороду, чтобы поцеловать его. И Амаса не остерёгся меча, бывшего в руке Иоава, а тот поразил его в пятое ребро. И выпали внутренности Амасы на землю, и Иоав не повторил удара. Умер Амаса.

Авишай и брат его погнались за Шевой бен-Бихри.

Но войско не двинулось с места, не в силах переступить через тело Амасы бен-Етера, лежащего в крови посреди дороги. Тогда оруженосец Авишая убрал Амасу с дороги в поле, и набросил на него плащ. И когда тот был унесён с дороги, все устремились за Иоавом, чтобы преследовать Шеву бен-Бихри. А тот уже прошёл через уделы всех племён Израиля до Авел-Бейт-Маахи. Иоав пришёл и осадил город.

Перед городом насыпали вал до верха стены, и войско Иоава начало разрушать стену, чтобы обрушить её.

Старейшины Авел-Бейт-Маахи совещались, как поступить с мятежником Шевой бен-Бихри. Древний закон гласил, что, если город окружён, и враг требует выдачи многих иврим, то сдаваться нельзя. Но если переговоры ведутся об одном иври, который приговорён королём иврим, следует посовещаться и выдать его, если он действительно беглый преступник.

На рассвете братья Цруи поднялись на штурмовой вал посмотреть на осаждённый город. В долине за их спинами просыпалась армия. В сером тумане рассмотреть что-либо было невозможно, но братья представляли себе, как солдаты в сырых от росы рубахах плетутся по одному за горячей кашей, как они складывают палатки и ругаются со стражниками, которые ходят по стану с палками и будят всех, кто прячется в надежде ещё чуть-чуть поспать. И Авишай, и Иоав знали, что рассеется туман, солнце обогреет землю и людей, и заспанные лица солдат разгладятся. И когда они ринутся на противника, ни один враг не сможет выдержать их напора.

Вдруг с городской стены закричала женщина:

– Послушайте! Послушайте! Подойди сюда, Иоав, чтобы мне поговорить с тобой.

Подошёл он к ней, и спросила женщина:

– Ты ли, Иоав?

И сказал он:

– Я.

И сказала она ему:

– Выслушай слова рыбы твоей.

И ответил он:

– Я слушаю.

И она сказала так:

– Если бы ты сперва поговорил с жителями города, всё бы уже решилось. Я из мирных и верных людей в Израиле. Ты хочешь разрушить один из наших городов? Зачем тебе губить надел Господень?

И отвечал Иоав:

– Не бывало такого, чтобы я разрушил, это неправда. Но человек с гор Эфраима по имени Шева бен-Бихри восстал на короля Давида. Выдайте его одного, и я отойду от города.

И сказала женщина Иоаву:

– Голова его будет сброшена тебе со стены.

И пришла женщина ко всему народу со своей разумной речью. И отсекли голову Шеве бен-Бихри, и сбросили её Иоаву.

И затрубил он в шофар, и отошли все от города, и возвратились в Город Давида.

Три тысячи лет я здесь не был…

Мне мешает Турецкая стена и шоссе под нею, разделившее Город Давида пополам. Я прохожу через Мусорные ворота, покупаю билет в Археологический сад, поднимаюсь на Офел и смотрю вниз. Тогда мне не мешает ничего, как будто я никогда не покидал гору Мориа и Город Давида. С террасы, где тогда стояла крепость Сион, я вижу остатки дома мальчика Йосефа, их раскопали археологи. Примерно через год после Заиорданского похода в Городе Давида случилась эпидемия – наверное, её завезли из Аммона. Смерть выкосила весь род Йосефа. В восемь лет мальчик осиротел, да ещё и остался с двумя маленькими сёстрами на руках. Разорённая эпидемией община ничем не могла ему помочь, и он, не жалуясь и ни на кого не рассчитывая, начал сам вести хозяйство, учась у взрослых, как обрабатывать землю, как сеять ячмень, как ухаживать за полем, как укрываться от холодов. Дети вместе с ним чинили дом после весенних наводнений, собирали и сушили дикие плоды и целебные травы.