Выбрать главу

– Господи! Ты поднял из преисподней душу мою, оставил меня в живых. А теперь Ты хочешь меня погубить? – шептал он.

Если бы тут же не начался рассвет, Давид не выжил бы.

Они с Хелецем, не шевелясь, стояли возле тёмной воды. Ждали. Наконец над горами на другой стороне залива появилась золотистая дымка, потом на нижнем краю неба – зелёная полоса. Из гор за их спинами сочились холод и тьма, камни ещё отталкивали от себя тепло и свет, но лучи уже пересекли небосвод, алая точка на горизонте быстро превращалась в круг, и серебряная дорожка перебежала через море прямо к ногам Давида и Хелеца. Они оглянулись. Одна гора стала фиолетовой, другая – коричневой с малиновыми пятнами у вершины, третья осталась серой, с розоватыми склонами, спускающимися прямо в море.

Хелец исчез из памяти Давида. Теперь уже навсегда.

Из той поездки к шимонитам в Синай Давид запомнил свет. Свет, которому не нужны ни солнце, ни луна. В этом свете можно было увидеть мир – единый Божий Дом, где в воздухе живут птицы, в воде – рыбы. «Кому ещё дано населить мир такими жильцами, чтобы они держались в воздухе и не тонули в воде? – думал Давид.– Только Ему!»

– Адорам бен-Шовав пришёл просить разрешения на отмену налога в Хевроне, – доложил Ира бен-Икеш.

Он посмотрел на Давида, понял, что тот его не слышит, и вышел.

– Подождём ещё немного, – предложил он и уселся рядом с Адорамом.

Давид встал со скамьи и начал ходить по комнате. «Даже среди отступников обитает Господь, – думал он. – Господи, не удаляйся!»

В ожидании, пока можно будет говорить с Давидом, Ира бен-Икеш занимал посетителей.

– Это правда, – спросил он старика-филистимлянина, посланца правителя Гата, – что на Островах есть такой обычай: когда меч убил 99 врагов, съезжаются самые заслуженные воины и торжественно хоронят «усталый меч» в песке у моря?

– Правда. Обряд у нас происходит в полнолуние, в полночь.

Тогда Ира бен-Икеш громко, чтобы слышали все, кто ожидал приёма, спросил у посланца Гата:

– А правда, что у вас того, кто убил своего отца, кладут в мешок и – в море?

– Тоже правда.

Высокий толстый эдомец с жёлтыми зубами привёз дань из-за Иордана и хотел поговорить с Давидом. Эдомец задремал. К нему подобралась коза и стала жевать его сандалий. Эдомец проснулся и погнался за ней.

– Дай ей! – крикнул Ира бен-Икеш. – Коза, конечно, тоже Божье творение, но зачем от неё так воняет?

Заглянув в дом, он радостно обернулся к Адораму бен-Шоваву:

– Иди скорее, король принимает.

***

Глава 30. Заговор у Змеиного камня

Человек тридцать мужчин собрались на обширной поляне, в середине которой высился обломок скалы, называемый в Городе Давида «Змеиным камнем». Стояли дни праздника Суккот, одного из трёх праздников, когда принято совершать восхождение к жертвеннику на горе Мориа. Иврим шли издалека, вели с собой осликов с поклажей, каждая семья тащила на верёвке овечку, чтобы передать её левитам для принесения в жертву ради благополучия рода.

Паломники приветствовали собравшихся на поляне, поздравляли с праздниками и желали изобилия и веселия. Их приглашали присоединиться к трапезе, и многие, сойдя с дороги, шли к Змеиному камню, разгружали осликов и опускали на землю больных и стариков. Гости обводили взглядом приветливых хозяев, ели, пили и прислушивались к разговору. Вскоре они начинали понимать, что оказались среди самых знатных людей Города Давида. Тут были: командующий Иоав бен-Цруя, коэн Эвьятар, старейшины племени Йеѓуды. Не хватало только самого короля Давида. Зато были его сыновья и среди них – старший, Адонияѓу, сын Хагит. Последнее время иврим жили в ожидании, когда Давид передаст ему власть.

Адонияѓу сидел в белой рубахе, с красной шерстяной лентой на голове, издалека похожей на королевский обруч. Он так же, как Авшалом, был весьма красив, всех угощал и желал весёлых праздников.

Гости прислушивались к новостям из королевского дома.

– Так вот, – рассказывал командующий Иоав бен-Цруя, – говорили ему слуги его: «Пусть поищут для господина нашего, короля, отроковицу, чтобы она была при короле и ухаживала за ним. И пусть она лежит у груди его, и будет тепло господину нашему, королю». Живая жаровня! – Иоав подмигнул, все засмеялись.

Эвьятар, утирая слёзы, сказал:

– Вот я и говорю, каков король, таковы и советники!

Гости удивлялись тому, что слышали, и тому, как вели себя «первые при Давиде». Обратили они внимание и на то, что Адонияу не смеялся над рассказанным Иоавом, скорее напротив, был подавлен. «Расстраивается из-за немощи отца», – решили гости.

К трапезе на поляне присоединялись всё новые люди, со стороны городских ворот подвозили свежее мясо разделанных левитами овец. Гости заметили, что хозяева посматривают в сторону Города Давида и перешёптываются с прибывающими оттуда гонцами. Чего-то ждут.

Вечер и опустившаяся на окрестности темнота принесли тревогу. По всему склону горы Мориа ветер раскачивал пламя костров и факелов в руках городской стражи. Гостям хотелось продолжить путь к Городу Давида, но было неудобно оставить компанию.

К королевскому дому подошёл человек в вязанной шапочке поверх совсем белых волос. Пророк Натан, – узнала его стража.

Пророк Натан и его сторонники – их называли «люди Города Давида» – окончательно поняли, что им не одолеть противников – «хевронцев». Те открыто говорили, что Адонияу ни к чему ждать смерти отца – всё равно Давид уже не правитель. Стал известен план «хевронцев»: Иоав бен-Цруя посадит Давида под стражу в королевском доме, после чего коэн Эвьятар помажет на трон Адонияу.

– Два помазанника одновременно? – пожал плечами советник Хушай.

Разговор происходил на тайной встрече в доме пророка Натана.

– Такое уже бывало, – вздохнул коэн Цадок бен-Азария. – Пророк Шмуэль помазал Давида при живом Шауле.

– И чем кончилось? – вставил старый воин Ира бен-Икеш. – Враждой!

– Натан, что ты скажешь? – обратился к пророку Бная бен-Иояда.

Натан понимал, что нужно спешить. Но ему было ясно, что у двух сторон, вступивших в борьбу, силы равны. Народ ещё хорошо помнил бунт Авшалома, чтобы хотеть новой войны между иврим. Армия просто не подчинится ни одной из сторон.

«Люди Города Давида» разошлись, так ничего и не решив. И сразу же в доме пророка Натана появился запыхавшийся мальчик и закричал:

– Они собрались у Змеиного камня! – Натан слушал, а сам уже завязывая пояс: – И зарезал Адонияу мелкий и жирный скот у Змеиного камня, что у Эйн-Рогел, и пригласил всех братьев своих, сыновей короля, и всех мужей иудиных, рабов короля. А тебя и Бнаю, и Героев, и Шломо, брата своего, он не пригласил.

– Возвращайся и передай, чтобы продолжали следить за Адонияу,– велел пророк Натан мальчику, а сам пошёл к королевскому дому. Он знал, что обязан найти решение, и просил помощи у Бога. За несколько шагов до входа в дом, Натана осенило: единственный человек, чьё вмешательство может изменить соотношение сил, – это сам король Давид. Да, дряхлый, да, плохо соображает, да, с ним уже не считаются. Но если разбудить «старого льва», то тем, кто окажется у него на дороге, придётся плохо. Только как это сделать?

Ни одна из жён так не изучила характер Давида, как пророк Натан, проведший подле него сорок лет. Натан никогда не стремился к власти, но в окружении короля хорошо знали, что значит для Давида слово Натана. Никому другому Давид бы не позволил угрожать ему Высшим судом и предсказать смерть первенца Бат-Шевы. Пророк Натан знал, что сейчас необходимо, чтобы «хевронцы» разозлили Давида. И немедленно, раз Адонияу уже устроил для своих сторонников трапезу на Южной дороге, по которой в эти праздничные дни тысячи иврим идут к Городу Давида.

На женской половине дома он столкнулся с Бат-Шевой и её сыном. Бросалось в глаза их сходство: розовощёкие, широкобровые, оба сонно смотрят перед собой. «Сына Бат-Шевы тоже не пригласили к Змеиному камню», – вспомнил Натан. Теперь его план созрел окончательно. Он подозвал сына Бат-Шевы, а ей сделал знак подождать.