Мы обнаружили в городе некоторое количество майсирцев, ибо не все подчинились приказу короля Байрана оставить город. В основном это были старики, хотя попадались и те, кто надеялся извлечь какую-нибудь выгоду из того, что город обезлюдел и перешел в руки Нумантии. Некоторых из них, в основном женщин, после проверки принимали в армейский обоз.
Солдаты мылись в банях, выбирали себе новую одежду, и самый последний рядовой одевался в шелка и тончайшую шерсть. И у каждого был потайной кошель или даже сумка, набитая настоящими сокровищами, – сначала туда складывали все монеты подряд, потом только золото и, наконец, лишь отборные драгоценные камни.
Мне доставляло большое удовольствие разъезжать по улицам или даже просто стоять где-нибудь под навесом, укрывшись от дождя и ветра, и наблюдать за чудачествами наших солдат. Здесь на крытой площадке играл военный оркестр; там солдаты чистили снаряжение, слушая повествования из уст сказителя. Офицеры неторопливо разгуливали по улицам, словно в мирное время. Но все же в городе почти не встречались люди в штатском, и еще меньше было женщин.
Однако, похоже, никто не завидовал мне, что у меня есть Алегрия.
Правда, я замечал, не хватает еще кое-чего. Вина, сладостей, экзотических напитков, коньяка и разных консервов было предостаточно. Но мы нигде не могли найти ни свежего мяса, ни скотины. Совершенно не было хлеба, только зачерствелые буханки в запечатанных ящиках. Мы развернули походные пекарни и тотчас же столкнулись с новой проблемой: в городе было очень плохо с зерном как для выпечки хлеба, так и, что гораздо важнее, с фуражным.
С началом Сезона Перемен погода ухудшилась. Надвигалась зима.
На Тенедоса напала какая-то странная апатия. Он часами просиживал в королевской библиотеке, но никто не знал, какие книги он там изучает. Полагаю, он ждал известий от короля Байрана – предложений о перемирии, о капитуляции. Но правитель Майсира как в воду канул.
Я спросил Тенедоса, какие у него планы, и он ответил, что мы вынуждены будем продолжать преследование улепетывающих майсирцев, если потребуется, до последнего моря. Я осторожно заметил, что сейчас наша армия едва ли может продолжать вести активные боевые действия, в первую очередь из-за наступающей зимы. Император, усмехнувшись, попробовал отшутиться, что меня якобы напугал необычный внешний вид наших солдат. Теплая майсирская одежда зимой греет лучше нумантийских мундиров, предназначенных для более мягкого климата, и ничего страшного, что армия выглядит разношерстно. К тому же к нам каждый день прибывают пополнения.
В этом Тенедос был прав, однако он сам не бывал в казармах и не видел тех, кто прибывал из Нумантии.
Из каждой сотни новобранцев, пересекших границу Майсира, пятнадцать погибали от рук бандитов или негаретов. Еще восемнадцать умирали от болезней. Двадцать восемь человек добирались до Джарры истощенными болезнями и обессилевшими от ран и годились только на то, чтобы прямиком отправиться в особняки, переоборудованные нами в лазареты.
До нас дошли известия о тревожных событиях, произошедших у нас в тылу. Бандиты и партизаны, в изобилии скопившиеся в Киотских болотах, тайно пересекли реку Анкер. Напав на гарнизон, расквартированный в Иртинге, они перебили его до последнего человека, после чего город двое суток находился в их руках.
Лишь по счастливой случайности вновь сформированным гвардейским корпусом, направлявшимся из Нумантии в Джарру, командовал опытный генерал, пославший в Иртинг разведчиков, перед тем как войти в город. Выяснив положение дел, генерал выбил бандитов из Иртинга – но гвардейский корпус был вынужден остаться в городе, вместо того чтобы усилить нашу армию.
Я лежал на длинной скамье, а Алегрия восседала верхом на мне. Я схватил ее за ягодицы, насаживая на себя, она сдавленно вскрикнула, и в этот миг я в нее разрядился. Алегрия обессилено рухнула на меня, уронив голову мне на плечо, и ее тело судорожно дернулось. Прошло какое-то время, прежде чем она смогла приподнять голову.
– Я тяжелая?
– Вовсе нет.
– Ты так говоришь только из вежливости.
– Нет. Мне очень нравится, когда твоя грудь расплющивается о мою.
– Как очаровательно ты выразился! – Усевшись на скамье, Алегрия зевнула. – По-моему, нам пора подумать о сне.
– Пора, – согласился я. – Завтра мне нужно встать пораньше и отправиться узнать, почему эта чертова гвардия считает, что армейские пекарни предназначены исключительно для нее. А затем мне предстоит председательствовать на суде военного трибунала, перед которым предстанет один молодой идиот-капитан, который мало того что нарушил все положения устава, вызвав на дуэль своего домициуса, но и имел дерзость его убить.
Мы с Алегрией только что закончили ужинать. Скудная трапеза состояла из жидкого супа и печенья, что красноречиво говорило о том, как плохо обстояли дела с провизией.
Подойдя к окну, Алегрия посмотрела на ночной город. Мы разместились в огромном дворце, когда-то принадлежавшем майсирскому раури, командующему кавалерией. Я считал, что дворец по справедливости перешел ко мне.
– И что будет дальше? – вдруг спросила Алегрия. Подобные резкие смены настроения были свойственны многим майсирцам.
– Не знаю, сказал я.
– Сегодня капитан Балк говорил что-то о том, что нам придется зимовать в Джарре, а весной война разгорится с новой силой.
– Не представляю себе, как такое будет возможно, – признался я. – Что мы будем есть? Чем станем кормить наших лошадей? Оставшись здесь, мы будем слабеть с каждым днем.
Знаешь, Дамастес, осторожно произнесла Алегрия, – не пойми меня превратно. Я тебя люблю и останусь с тобой до тех пор, пока ты будешь этого хотеть, буду делать все, что ты пожелаешь, и отправлюсь за тобой, куда бы ты ни пошел. Но, боюсь, я никогда не стану нумантийкой. Я промолчал.
– Я по-прежнему майсирка, – продолжала Алегрия, не оборачиваясь. – Это моя родина, и в глубине души я все еще считаю короля Байрана своим повелителем, хотя теперь моей жизнью распоряжается император Тенедос. Не жди, что я буду радоваться тому, что происходит с моей страной, даже несмотря на то что твое появление изменило весь мой мир и подарило жизнь, о которой я даже не смела мечтать.
– Я не тешил себя никакими иллюзиями, – честно признался я.
– Тебя это совсем не беспокоит?
– Что хорошего беспокоиться из-за того, что ты все равно не можешь изменить?
Алегрия повернулась ко мне.
– Спасибо. Я тебя очень люблю.
– И я тоже тебя люблю.
Взявшись за руки, мы направились в спальню, которую выбрали на сегодняшнюю ночь.
Признание Алегрии действительно нисколько не огорчило меня. И все же ее слова меня обеспокоили. А ведь правда, что будет дальше? Мы не можем оставить Джарру и преследовать короля Байрана в Пустынных землях, особенно если учесть, что у нас за спиной остается мятежная страна. Нельзя нам и зимовать в Джарре, если только мы не найдем какой-нибудь чудодейственный способ доставать провизию. Я видел только один выход. И я должен был поделиться своими соображениями с императором.
– Дамастес, ты устал?
– Никак нет, ваше величество. Я также не сошел с ума, не пал духом, не замыслил измену и не поглупел.
– Я принимаю все, кроме последнего утверждения, — сказал император. Удивительно, но он не пришел в бешенство, выслушав меня. – Это полнейший абсурд – предлагать отступать, если с тех пор, как мы вторглись в Майсир, мы только и делаем, что одерживаем победы.
– Иного выхода я не вижу, – возразил я. – С каждым днем, проведенным в Джарре, наша армия теряет все больше сил. Рано или поздно майсирцы это поймут, и тогда...
– И тогда мы покончим с ними раз и навсегда, – перебил меня Тенедос. – Друг мой, только подумай, как я могу сказать своим солдатам, что мы отступаем назад? Разве после этого я буду пользоваться у них хоть каким-то уважением? И, судя по всему, ты позабыл еще кое о чем, – продолжал он. – Нумантийская армия никогда не знала поражений. Никогда. Ты хоть представляешь себе, что почти никто из нас не умеет отступать? Ты... я... пара-тройка бродяг, которых ты держишь при себе с тех пор, как нас прогнали из Кейта, – вот и все. И я не вижу причин, почему нам нужно овладевать этим искусством. А ты?