Его мундир был в клочьях, на плечи была накинута подрезанная майсирская шинель, чтобы было удобнее идти. К шинели была приколота эмблема Седьмого гвардейского корпуса. Левая нога раненого была забинтована. Попробовав опереться на нее, он поморщился от боли, попробовал еще раз и слабо улыбнулся.
– Ну вот, черт побери, я готов вернуться в свою роту, сэр. Если только есть куда возвращаться.
Я знал, какую команду должен отдать, но не мог заставить себя сделать это.
– Возница, я сказала, трогай! – снова приказала Алегрия.
Кучер забрался на козлы.
– А вы, – продолжала она, оборачиваясь к гвардейцу, – залезайте назад.
Но его уже не было.
– Куда...
Свальбард молча указал на обочину дороги, обрывавшуюся в овраг. Подбежав туда, я посмотрел вниз и сквозь снежную пелену смутно разглядел человеческую фигуру, быстро ковылявшую прочь от дороги, навстречу темнеющей вдали суэби.
– Остановись! – окликнул я.
Но гвардеец не обернулся, не оглянулся, и через мгновение вьюга скрыла его от меня.
Я даже не успел узнать, как его звали.
Повозка с ранеными, больными и Алегрией стала частью нашего походного порядка. За всеми ухаживали двое моих улан, немного разбиравшихся в целебных травах.
Не успели мы свернуть с дороги, расставить кругом полдюжины открытых повозок, выставить охранение и начать готовить скудную трапезу, как меня нашел гонец от императора.
– Как они только посмели, трусливые ублюдки! – крикнул Тенедос, в ярости тыча жезлом в стенку шатра. Это был не вопрос, а утверждение. – Это же удар в спину! Проклятие, как они могли предать свою родину?
Император уже давно настойчиво пытался с помощью Чаши Ясновидения связаться с Никеей, но все было тщетно. Наконец он призвал на помощь семерых самых опытных колдунов Чарского Братства, чтобы увеличить мощь заклинания. Объединенными усилиями им удалось связаться с одним из братьев, остававшихся дворце. С той стороны тоже пытались установить связь, но безуспешно, до тех пор пока Провидцу не пришло в голову позвать своих сестер, Дални и Лею.
– Кровь услышит кровь, – объяснил Тенедос. Новости из столицы оказались плохими. Недавно произошла попытка государственного переворота. Ее возглавили Скопас и Бартоу, бывшие члены Совета Десяти, о которых предостерегал Кутулу. Их поддержали те самые бароны, что когда-то приходили ко мне вместе с Праэном, братом Маран, с просьбой оказать содействие в создании личной армии. Теперь эту группу возглавлял лорд Драмсит, чья преданность Нумантии и императору Тенедосу не возросла ни на йоту. Я едва сдержал ярость. Мне следовало бы выполнить свою угрозу и арестовать этих сукиных сынов.
Бунтовщикам удалось перетянуть на свою сторону два полка почетного караула, расквартированные в Никее, и захватить почти половину государственных учреждений. Но, как объяснил Тенедос, они совершили две ошибки: во-первых, не арестовали колдунов, а также отмахнулись от двух полков регулярной армии, расположившихся в окрестностях столицы в ожидании судов, которые доставили бы их на фронт.
– Была и третья ошибка, – закончил Тенедос. – У мятежников не было настоящих вождей. Так что когда они призвали к восстанию простой народ, люди просто разошлись по домам.
Через день с заговором было покончено, но и Скопаса, и Бартоу, и Драмсита поймать не удалось. Они скрылись в неизвестном направлении. Правда, в самой Никее восстановились спокойствие и порядок.
– По крайней мере на какое-то время, – закончил Тенедос.
– Чего хотели бунтовщики? Как они могли...
Боюсь, я бормотал чушь, словно выживший из ума глупец.
– Чего они хотели? Власти, разумеется. Как они могли пойти на такое? Легко. Когда лев становится слабым, свора шакалов пытается вырвать у него добычу. Все пошло не так... как должно было пойти. Полагаю, до столицы докатились слухи. А то, что от меня не было никаких известий с тех самых пор, как мы покинули Джарру, только усугубило ситуацию.
Я взял себя в руки.
– А что насчет Товиети? Они принимали участие в случившемся?
Пристально взглянув на меня, Тенедос нехотя признал:
– О них не упомянули ни словом. Возможно, у негодяев хватило ума понять, что только полные идиоты пойдут за Скопасом.
Я подумал, что Тенедос постоянно донимал Кутулу любителями желтых шелковых шнурков, приказывая ему забыть обо всем остальном, вспомнил о предостережениях главного тайного агента насчет Скопаса и Бартоу. Однако я прекрасно понимал, что было бы верхом глупости заводить сейчас об этом разговор или даже упоминать имя Кутулу, хотя мне отчаянно хотелось предложить императору вернуть его из ссылки и дать ему полную свободу действий. Каким бы жестоким ни был главный полицейский Нумантии, по крайней мере, появилась бы гарантия, что в тылу у нас будет все спокойно.
– И что нам остается делать? – спросил я.
– Пока что ничего. Дални расплакалась, когда я сообщил ей о гибели мужа. Похоже, она его действительно любила. Я приказал Чарским Братьям перевести все хоть сколько-нибудь подготовленные гвардейские части из Амура в Никею. – Тенедос нахмурился. – Как будто они не будут нужны нам самим, когда мы подойдем к границам Нумантии. Лея будет провозглашена регентшей.
Я постарался сохранить на своем лице непроницаемое выражение, прогоняя воспоминания о том, при каких обстоятельствах последний раз видел сестру императора – полуголой, ублажающей одновременно нескольких гвардейцев.
– Ничего хорошего в этом нет, – продолжал император, – но сейчас приходится довольствоваться тем, что имеем. Будем надеяться, теперь я буду постоянно держать связь с Никеей, и Чарские Братья не дадут Лее делать глупости. Проклятие, ну почему Рейферн погиб!
Я деликатно отвел взгляд. Некоторое время тишина нарушалась только ветром, рвущим парусину шатра.
– Впрочем, – наконец сказал Тенедос, – он все равно бы настоял на том, чтобы отправиться в поход вместе со мной, так что никакой разницы не было бы.
– Ваше величество, вы так и не ответили на мой вопрос. Что нам делать?
– Нам остается только двигаться как можно быстрее, – сказал император. При первой же представившейся возможности я оставлю армию и вернусь в Никею. Я не могу вести войну, когда мое собственное государство ускользает у меня из рук. Ты возьмешь на себя командование армией и остановишь майсирцев на границе Нумантии, если у них хватит глупости следовать за нами через Кейт.
Я едва расслышал его последние слова. Оставить армию? Как Тенедос может даже думать об этом? Разве присяга, принесенная нами, не требует от императора ответной верности?
Должно быть, император прочел мои мысли по выражению моего лица.
– Трибун, простых решений нет и не может быть. Особенно сейчас, когда весь наш мир рушится. Это лучший выход, который я могу предложить. Возможно, у тебя найдется что-нибудь получше, – но ты не забыл, что речь идет не только о твоей любимой армии, но и о всей Нумантии?
Тенедос ждал, презрительно скривив губы. Я молчал.
– Вот и отлично, – сказал он. – Так или иначе, это случится не сейчас. Я запрещаю тебе пересказывать наш разговор кому бы то ни было, в том числе своей женщине. Это все.
Кажется, мне удалось отсалютовать ему. Выскочив из шатра, я целый час метался по лагерю, давая выход бурлящей внутри ярости, не обращая внимания ни на снежный буран, ни на любопытные взгляды штабных офицеров. Наконец, несколько успокоившись, я вскочил на коня и отправился в свой отряд.
Император замыслил второй раз предать свою армию.
Порой я гадаю: если бы невероятное бездушие императора не стало причиной моего черного настроения, если бы я обошелся с Эрном иначе, изменило бы это что-нибудь? Скорее всего, не изменило, ибо Эрн всегда в первую очередь думал о собственном благополучии.
Возвращаясь со свитой в сгущающихся сумерках, я наткнулся на затор на дороге. Нам навстречу двигался небольшой караван из шести грузовых повозок с огромной роскошной каретой впереди. Первая пара лошадей головной повозки пала, и экипаж остановился. Вокруг суетились пехотинцы. Мешая друг другу, они толкали его руками, пытаясь сдвинуть с места.