Я ругался на солдат, солдаты ругались на меня. Я безжалостно лупил их, и они слабо пытались дать мне сдачи. Но я всегда уклонялся от ударов, насмешливо предлагая попробовать еще раз. Я говорил, что назвал бы их бабами, но это оскорбило бы женщин, идущих впереди, – маркитанток, прачек, поварих, шлюх, – которые не сдавались.
Я не чувствовал ни голода, ни усталости. Я сроднился с этой заснеженной пустыней, черпая силы в окружающей глуши.
Мы упрямо шли вперед, и дым от теплых печей Осви постепенно отступал к горизонту, пока не исчез совсем. Снова пошел снег, и в кои-то веки вьюга явилась благословением Исы, Ирису-Хранителя, бога Никеи Паноана, ибо она скрыла наши следы, ослепила неприятеля, который, возможно, пытался нас преследовать.
Наконец я дал приказ остановиться на ночлег, и наступила долгая ледяная ночь.
Забрав у Балка коня, я тронулся в путь до рассвета. Приблизительно в получасе езды я нашел маленькую лощину, окруженную невысокими кривыми деревьями.
Неподалеку пробегал замерзший ручей. Вернувшись, я приказал офицерам поднимать людей и трогаться в путь.
Через час мы двинулись вперед, оставив в снегу двадцать три замерзших тела. По моему приказу уланы сложили их вместе, но я запретил колдунам сжигать трупы. Мы не могли позволить себе ни дыма, который обязательно заметили бы негареты, ни применения магических сил, что наверняка бы обнаружили военные чародеи азаза.
Нам потребовалось почти два часа, чтобы добраться до лощины, и все же мы дошли. Я приказал солдатам разойтись по подразделениям, в которых они служили. Биканер с адъютантом устроили перекличку и доложили мне. Итог оказался ужасным. Осталось сорок шесть моих Красных Улан, сто пятьдесят человек из 17-го, около двухсот из 10-го Гусарского, приблизительно столько же из 20-го полка, несколько десятков разведчиков Йонга, примерно триста пятьдесят солдат из остатков других подразделений, сорок девять женщин и даже несколько детей. Я поморщился от боли. По штатному расписанию 17-й Уланский полк должен был насчитывать больше семисот человек, в 10-м Гусарском полку и 20-м полку Тяжелой Кавалерии числилось по девятьсот человек.
Мне предстояло каким-то образом заставить людей поверить, что у них есть шанс выжить. Я попросил своих солдат подойти ко мне поближе. В суэби задул ледяной ветер, но он шелестел у нас над головами, не проникая в лощину.
– Итак, – начал я, понимая, что ни в коем случае нельзя вселять в людей чрезмерный оптимизм, – не знаю, как вы, а лично я рад, что мы расстались с армией.
Потрясенные солдаты молчали.
– По крайней мере, мы не купаемся в дерьме и пепле, – продолжал я, вызвав этим замечанием смешки. – А мне это по душе – находиться там, где можно вздохнуть полной грудью, где достаточно свежего воздуха.
Солдаты смеялись, больше не сдерживаясь.
– Вот и отлично. Итак, мы отрезаны от войск императора, – сказал я. – А этот треклятый Байран, мать его, торжествует, уверенный, что мы у него в руках. Но я собираюсь доказать ему, что он мешок, набитый конским дерьмом, и всех, кто хочет сделать то же самое, я приглашаю прогуляться со мной.
– Куда мы направимся, трибун? – крикнул кто-то.
– Мы пройдем прямиком через суэби к горам, – сказал я. – Затем мы поднимемся вверх, спустимся вниз и окажемся в Нумантии. Мы вернемся домой как раз к Сезону Пробуждения, так что погода будет замечательной. Итак, кто хочет идти со мной?
И снова кто-то рассмеялся, кто-то одобрительно крикнул. Но большинство лиц оставались пустыми, лишенными надежды.
– Или вы хотите узнать, сколькими способами майсирские мясники смогут заставить вас закричать, перед тем как отправить на Колесо?
Вперед шагнул ветеран с покрытым шрамами лицом.
– Со мной этого не произойдет, трибун. Я не собираюсь сдаваться живым. И еще я надеюсь перед смертью устроить ублюдкам кровавую бойню, чтобы они надолго меня запомнили.
– Хорошо, – согласился я. – Но разве не будет лучше, если ты останешься жив и еще долго не предстанешь перед Сайонджи?
– Конечно, черт побери! Но...
– Никаких но. А теперь заткнись и слушай!
– Так точно, сэр!
Отсалютовав, офицер-ветеран встал в строй.
– Вот такой дух нам и нужен, – сказал я. – Потому что все мы собираемся попробовать остаться в живых. Посмотрите на своего соседа слева. Вы его знаете? Лучше скорее познакомьтесь с ним, потому что он будет помогать вам тащиться через горы. Скажите ему, как вас зовут. Ну же, прямо сейчас!
Некоторое время стояла полная тишина, затем заговорил один, другой, и вскоре над толпой стоял приглушенный гомон.
– Мы останемся здесь до конца дня. Первым делом нам надо как-то организоваться. Если какое-нибудь подразделение уцелело, мы его сохраним и усилим. Друзья пусть остаются со своими друзьями. Это поможет.
Сегодня я произведу кого-то в офицеры, кого-то в капралы. Быть может, кто-то никогда не занимал никаких должностей и не хочет этого, считает, что не справится с дополнительным грузом ответственности. Это все дерьмо! У вас получится, и получится чертовски хорошо. Еще нам нужно будет разделить все наши припасы. Мы не допустим, чтобы какой-то жирный негодяй жрал за обе щеки, в то время как другие голодали. Или мы едим все, или не ест никто. Это относится к офицерам, уоррент-офицерам, рядовым, гражданским.
А сейчас я хочу, чтобы солдаты 10-го, 17-го и 20-го полков перешли на эту сторону. Остальные оглянитесь вокруг, посмотрите, есть ли среди оставшихся кто-нибудь из частей, в которых вы служили раньше? Шевелитесь. Я хочу тронуться в путь до того, как майсирцы набредут на наши следы.
Солдаты начали двигаться.
На удивление в живых осталось очень много разведчиков Йонга. Несмотря на то что они всегда были в самом пекле, из первоначальных двух сотен уцелело девяносто два человека. Я отвел их в сторону и объявил, что все они произведены в сержанты.
– Я сделал это вовсе не потому, что считаю вас героями. Йонг давно объяснил мне, что к чему. Я знаю, что вы воры, трусы и лентяи. Как и ваш предводитель. И я чертовски горжусь, что он пытался научить меня стать такими же, как вы.
Я дождался, когда смех затихнет.
– Я произвожу вас в сержанты не за какие-то заслуги, а просто потому, что вы остались живы. Так вот, я хочу, чтобы вы помогли сделать то же самое всем остальным. Правда, будет одно существенное отличие. Теперь вам придется думать не только о собственной заднице, покусанной блохами: каждый из вас получит под свое начало по меньшей мере взвод, а то и больше. Кому это не нравится – я не держу. Мне не нужны лишние геморройные шишки. Только посмотрим, как к вам отнесутся на той стороне.
Мои слова снова вызвали громкий хохот. Разведчиков все считали убийцами и бандитами, не признающими законов, и им не было пощады даже от негаретов, таких же разбойников.
– А теперь всем доложиться домициусу Биканеру, командиру 17-го полка. Он даст каждому новое назначение.
К вечеру мы разбились на новые подразделения.
– Отлично, – крикнул я. – Теперь вы снова стали почти похожи на солдат.
Оборванные и обросшие солдаты воняли так, что я чувствовал это со своего места, но все держали оружие наготове, и я знал, что они умеют с ним обращаться.
– Посмотрите на своего соседа слева. Теперь вам известно, как его зовут. Вы с ним боевые товарищи, нравится вам это или нет. И вот мой первый приказ: каждый из вас должен приложить все силы к тому, чтобы ваш товарищ дошел живым до Нумантии. Потому что если он не дойдет, скорее всего, не дойдете и вы. Я никому не позволю прохлаждаться, в то время как сосед работает в поте лица.
Мы вместе попали в эту сточную канаву и вместе из нее выберемся. Теперь мы снова армия, снова солдаты. Хватит ковылять куда глаза глядят, позволяя недоноскам-майсирцам делать с нами все, что им хочется. Отныне мы будем сражаться с ними, если они нас найдут, и пусть ублюдки жалеют о том, что обнаружили наш след.