Во дворе монастыря хорошо сохранился толстостенный каменный домик, беленный известью: в нем живет Сашка Кравцов. Отец у него в какой-то артели работает, а мать — продавщицей в «Коопторге». Опять вперед забегаю, о Сашке потом… Но не мог же я о нем ничего не сказать, если монастырь находится по пути к Вальке Портнову!
Валькин дом тот самый знаменитый прадед и построил. Двухэтажный. Первый этаж — кирпичный, почти на земле окна стоят, полуподвальный. А верхний этаж, с галереей на резных столбиках, — деревянный. Две большие комнаты внизу, три — наверху. Одна — из тех, что внизу, — полностью Валькина. Вторая тоже его. Там плотницкая мастерская.
Вот опять я хочу сказать о призвании… Валька родился плотником — весь в прадеда, хоть с колокольни ни разу не падал. Да на нее и не залезешь теперь! Мать поощряла плотницкое увлечение сына. Наверное, потому, что никуда не денешься: старый дом-то, каждый год Валька его ремонтировал…
Отец ему ничем помочь не мог: он был «в бегах», ушел как-то куда-то на минутку и навсегда исчез. Ходили слухи, что за длинным рублем подался.
Когда я совсем маленьким был, думал: длинный рубль — вроде ленты, намотанной рулоном. Между рублями — перфорации, как на фотопленке. Отрезай себе ножницами от рулона — и живи. А теперь-то знаю: длинный рубль — это когда их так много, что в карманах не помещаются — на сберкнижке лежат.
Мимо пробежала большая рыжая собака. Обычно она у нас во дворе ночует, за трансформаторной будкой. До чего жалко бездомных псов…
Мы со Славкой вошли к Вальке во двор. На бревнышке сидел слепой Валькин дед, фронтовик, с орденскими планками на выцветшей гимнастерке.
— Это кто? — спросил он, услышав стук калитки и шаги.
— Это мы — Леня и Слава, дедушка, — сказал я. — Здравствуйте.
— Здравствуйте, ребята, — кивнул он. И вдруг попросил: — Леня, выведи меня на солнышко. Хочу глазами солнышко почувствовать.
Мы со Славкой бережно вывели его на середину двора из-под навеса сарая. Дед поднял голову и глядел, глядел, не моргая, безжизненными глазами на солнце.
— Тепло чувствую, — улыбаясь, сказал он. — Оставьте меня так.
Мы пошли, оглядываясь, к Вальке. Дед стоял недвижно, задрав голову. Солнце светило вовсю!
Забыл сказать, что в пристройке к дому жила Валькина тетка, сестра матери. У нее несчастье случилось: дочка родилась лилипуткой: какое-то там нарушение обмена веществ, гормоны не такие, как объяснял нам Валька объяснение врача тетке. С труппой лилипутов дочка успешно выступала по всем Циркам. Знаменитая! Вся улица сбегалась, когда она приезжала раз в год в отпуск, нередко с подругами.
«Я однажды с ними танцевал, — похвастался Валька. — На дне рождения у ее подруги.» «Как?» — изумились мы.
Валька ведь был высоким, не меньше меня. «Они такие акробатки! — восхищался Валька. — Одна другой запросто на плечи встала, я с ними и танцевал».
Интересное дело: когда живешь в большом городе, соседей по подъезду не знаешь. А если в маленьком, то все про всех известно. Все беды и все радости.
Валька был дома. Он делал высокий стеллаж для своего многочисленного инструмента.
— Пошли на реку? — сказали мы.
— Пошли. — И мы вышли во двор.
Дед стоял, по-прежнему запрокинув голову, на солнце.
— Дедуля, вам вредно так долго. — Валька увел его с солнцепека и посадил на бревно в тени.
Мне очень нравилось, что Валька и маму и дедушку называет на «вы». Я хотел попробовать дома со своими, но язык не поворачивался. Такой уж я уродился…
— Валь, ты надолго? Надо еще воды с колонки натаскать, — показалась на галерее второго этажа Валькина мать, красивая еще женщина с усталым лицом.
— Я скоро, — обернулся Валька. — Только вы сами не вздумайте. Вы ж после ночной смены, не надрывайтесь.
— Ладно, — откликнулась мать. — Может, дедушку с собой возьмете? Искупается.
Не успел Валька ответить, как дед тут же откликнулся:
— Нечего, нечего… В другой раз. К вечерку. Не видишь, к нему товарищи пришли!..
На ходу снимая рубашки, мы мчались к реке. Если бы не лето с этой замечательной речкой, я просто не знал бы, как здесь жить. И все равно было скучно. Ну, искупаешься… Ну, поваляешься на песке… Рыбалкой, что ли, заняться, как мама? Нет, я не любил рыбачить. И Славка не любил. Валька, тот, знаю, и любил и умел. Щук таскал на живца — ахнешь! Но с собою он нас не брал: «Одному надо. Не с кем разговаривать… А рыбка чуткая!»