Монах, нарочито громко вздохнув, развел руками:
– Разве у меня есть выбор?
– Ну, вот и отлично! А теперь скажи, откуда у тебя такие рассуждения о дьяволе, кровосмешении и прочей чепухе? Признаюсь, я и сам не очень-то верю во все эти басни о сотворении мира, придуманные неизвестно кем и для чего. Но ведь ты – монах! Имеешь ли ты право выступать против слова божьего, которому сам же был обучен для того, чтобы проповедовать его среди паствы?
Монах помолчал некоторое время, видимо, собираясь с мыслями, навеваемыми далекими воспоминаниями. Потом заговорил:
– Поначалу я и подумать не мог, чтобы восстать против незыблемых догм христианства, против Господа Бога, преисполненного отеческой заботы и любви к людям. Да и кто из смертных, а тем более духовенства, смеет не подчиняться законам Божьим, не любить и не почитать мать нашу Церковь – колыбель христианства, взращенного текстами священных книг! Они написаны пророками и апостолами, просвещенными Духом Святым, и одобрены самим Господом, чьи деяния и помыслы никто не смеет ни осуждать, ни отменять. Они, как сказано в главе десятой откровения Иоанна Златоуста, стихе восьмом и в послании апостола Петра и откровении Иоанна Богослова…
Можер, давно уже скорчивший гримасу отвращения, в конце концов не выдержал:
– Говори яснее, монах, мы не в церкви! Или думаешь, нашел во мне благодарного слушателя, готового, раскрыв рот, внимать твоим словоизлияниям? Я пригласил тебя для беседы и вовсе не намерен выслушивать разглагольствования о божественности мироздания и об основах религии. Давай короче, не то, клянусь своими подвязками, мне придется пожалеть, что я немного не рассчитал с викарием.
Монах опустил голову и ответил со смирением:
– Прости, граф, я и в самом деле забылся… Так слушай же. Нас учили, что слово Божье – закон, и надлежит во всем ему следовать и внимать благоговейно тому, что писано в священных книгах. Но вдумался ли кто из людей – как написана Библия, кем и, главное, о чем? Поставив перед собой такой вопрос, я стал размышлять о сущности религии. Что ответил бы любой человек, если бы его спросили, отчего, например, идут дожди или непрерывно дуют ветры? Он сказал бы: «Не знаю». Но у него работает мысль, и в конце концов он узнает причину. Верующий же ответит на такой вопрос: «Это от Бога. Или от дьявола». Почему? Потому что мозг его спит, одурманенный религией. Но пусть докажет он существование дьявола или Бога! Этого не сможет сделать никто, а раз так, то и верить в это незачем. Так я подумал, но решил все же поискать ответ в Священном Писании: вдруг оно опровергнет мои доводы?
И вот однажды, в монастыре – после обеда и молитв у меня было свободное время – я решил выяснить, так ли безгрешен библейский текст, как учили нас его воспринимать. Я стал читать Библию более вдумчиво, мысля, рассуждая, сопоставляя одно с другим. Едва я приступил к своей работе, как пришел поначалу в смятение, его сменило возмущение, наконец, перейдя к Новому Завету, мною овладел ужас! Я увидел, что Библия соткана из благочестивых анекдотов. Эти скандальные истории созданы на основе древних фантазий неграмотных, недалеких умом евреев, продиктованных им, как уверяют богословы, Духом Святым. Истории эти – всего лишь сборище взаимно противоречивых, вызывающих просто насмешку над ними легенд и сказаний древнего еврейского народа. И тогда я подумал, чему же учат священники, если Бог в этой Библии показан тираном, одобряющим убийства, насилие, жестокость, призывающим к смуте и обману? Святые, что выведены на страницах Ветхого Завета и коим мы должны поклоняться, по сути, – гнусные преступники, а их поступки возмутительны. Слепой фанатизм, шарлатанство и вопиющий обман – всё сходит за чудеса и выдается за проявление всемогущества Всевышнего. Эти святые – попросту обыкновенные плуты, рассказывающие свои сказки и показывающие фокусы, прикрываясь при этом именем Бога. И кто же благоговейно внемлет всему этому вздору? Народ, запуганный и одураченный, в котором эти так называемые святые видят всего лишь глупых, невежественных дикарей. Ныне духовенство, для которого паства – те же тупоумные дикари, служит объектом поклонения, послушания и постоянного страха перед церковью.
– Ты, Рено, случаем, не язычник? – полюбопытствовал Можер. – Лишь они, как правило, этак нападают на христианство.