Он задумался и, пройдя несколько раз взад и вперед по комнате, остановился перед нишей, в которой стояло Распятие и образ Богородицы.
- Вот это так, принц, - проговорил ученый. - Ты теперь стоишь перед символом неограниченного могущества. Жди же тут разрешения всех загадок и обдумай, какую ответственность ты принимаешь на себя. Мы оставляем тебя, чтобы не мешать тебе молиться и размышлять.
Ланфранк взял под руку Тельефера и, с глубоким поклоном барону, вышел из комнаты.
ГЛАВА III
На следующее утро герцог долго беседовал с глазу на глаз с Ланфранком, этим замечательным ученым, который один стоил всех мудрецов Греции, и после этой беседы приказал своей свите готовиться в обратный путь.
Громадная толпа глазела на выступившую из ворот дворца кавалькаду, которая ожидала сигнала, чтобы следовать за герцогом. Во дворе дворца стояли лошадь герцога, снежно-белый бегун епископа Одо, серый жеребец Фриц-Осборна и, к чрезвычайному удивлению всех зевак, еще маленький, просто оседланный конь. Как мог он попасть сюда? Гордые бегуны даже стыдились его соседства: лошадь герцога навострила уши и громко ржала; жеребец барона хватил бедного, невзрачного коня копытом, когда тот приблизился к нему, чтобы завести знакомство, а бегун прелата кинулся на него с таким бешенством, что вызвал вмешательство берейторов.
Герцог между тем медленно шел на половину короля. Приемная Эдуарда была наполнена монахами и рыцарями. Из всего собрания особенно кидался в глаза какой-то высокий старик, борода и одежда которого выказывали в нем одного из тех бесстрашных воинов, которые сражались под знаменами Канута Великого или Эдмунда, прозванного Иронзидом*. Вся внешность его была до такой степени оригинальна, что герцог при виде его пробудился из своей задумчивости и обратился к подбежавшему к нему Рольфу с вопросом, что это за человек, который не представился ему, хотя, очевидно, принадлежит к числу избранных?
- Как? Ты не знаешь его?! - воскликнул живо Рольф. - Да это ведь знаменитый соперник Годвина... Это великий датский герой, настоящий сын Одина - Сивард, граф нортумбрийский
- О, вот это кто! - воскликнул герцог. - Я много слышал о нем лестного и чрезвычайно сожалел бы, если б пришлось оставить веселую Англию, не насладившись его лицезрением.
С этими словами герцог снял берет и, приблизившись к герою, приветствовал его самыми изысканными комплиментами, которым он уже успел научиться при французском дворе.
Суровый граф холодно выслушал герцога до конца и ответил на датском языке:
- Не взыщи, герцог, если мой старый язык не привык выражаться так изящно, как твой. Если не ошибаюсь, то мы оба происходим из скандинавской земли, и поэтому ты, конечно, не будешь гневаться на меня, если я буду говорить с тобой на наречии викингов**. Дуб не пересаживается в другую почву, и старики не отрекаются от своей родины.
Герцог, с трудом понявший речь графа, прикусил губы, но все-таки ответил по возможности вежливо:
- Молодые люди всех наций с удовольствием поучаются мудрости у знаменитых старцев. Мне очень совестно, что я не могу говорить с тобой языком наших предков, но я утешаюсь мыслью, что ангелы на небесах понимают норманнского христианина, и прошу их мирно окончить твое славное поприще.
----------------------------------------
* Иронзид означает железное ребро.
** Морские короли.
----------------------------------------
- Не молись за Сиварда, сына Берна! - воскликнул торопливо старик. - Я желаю умереть не смертью коровы, а смертью воина, в крепком панцире и шлеме, с мечом в руках. Так я и умру, если король Эдуард исполнит мою просьбу и примет мой совет.
- Скажи мне свое желание... Я имею на короля влияние.
- О, да не допустит Один, чтобы иностранный принц имел влияние на английского короля и таны нуждались бы в заступничестве кого бы то ни было! - возразил старик угрюмо. - Если Эдуард действительно святой, то совесть подскажет ему, что меня нечего удерживать от борьбы с порождением ада.
Герцог вопросительно взглянул на Рольфа, который поспешил дать ему желаемое объяснение.
- Сивард просит дядю заступиться за Малькольма кимрского против тирана Макбета, - сказал он. - Не наделай изменник Годвин таких неприятностей королю, то он уж давным-давно бы послал свои войска в Шотландию.
- Молодой человек, ты напрасно называешь тех изменниками, которые, несмотря на все свои пороки и преступления, возвели одного из твоих родственников на престол Канута, - заметил Сивард.
- Ш-ш-ш, Рольф! - остановил его герцог, замечая, что вспыльчивый граф гирфордский готовится дать старику чересчур резкий ответ. - Мне, однако, казалось, - продолжал он, снова обратившись к датчанину, - что Сивард заклятый враг Годвина.
- Да, я был его врагом, пока он был могуч, но сделался его другом с тех пор, как ему причинили вопиющую несправедливость, - ответил Сивард. Когда мы с Годвином будем лежать в сырой земле, то останется только один человек, который сумел бы защитить Англию от всякой опасности... Этот человек - Гарольд, опальный.
Несмотря на самообладание герцога, лицо его сильно изменилось и он ушел, едва кивнув головой.
- Ох! Уж этот мне Гарольд, - бормотал он про себя. - Все храбрецы толкуют мне о нем, как о каком-то феномене; даже мои рыцари волей-неволей преклоняются перед ним... Мало этого: сами враги его относятся к нему с уважением... Он владычествует над Англией, даже находясь в изгнании!
Рассуждая таким образом, герцог угрюмо прошел мимо присутствующих и, отстранив придворного, который хотел доложить о нем, вошел в кабинет короля.
Эдуард был один, но громко разговаривал сам с собой, размахивал руками и, вообще, так не походил на себя в эту минуту, что Вильгельм в ужасе отступил перед ним. Герцог слышал стороной, будто король в последние годы часто имел какие-то видения: казалось, что и теперь представляется ему нечто ужасное. Окинув герцога каким-то полоумным взглядом, король закричал страшным голосом:
- О, Господи! Санглак, Санглак!.. озеро наполнилось кровью... Волны поднимаются все выше и выше! Они все более краснеют! О, Фрея!.. Где ковчег, где Арарат?..
Эдуард судорожно стиснул руку герцога и продолжал:
- Нет, там грудами навалены мертвые тела... много, много их там!.. А тут конь Апокалипсиса топчет в крови мертвые тела!
Сильно перепуганный, Вильгельм поднял короля и положил его на парадную постель.
Через несколько минут Эдуард стал приходить в себя и, очнувшись, как казалось, ничего не помнил из происходившего с ним.
- Благодарю, Вильгельм, - сказал он. - Ты разбудил меня от несвоевременного сна... Как ты чувствуешь себя?
- Позволь мне лучше спросить о твоем здоровье, дорогой брат! Ты, кажется, видел дурной сон?
- О, нет! Я спал так крепко, что не мог видеть ничего во сне... Но что это значит? Ты одет по-дорожному?!
- Разве Одо не сообщал тебе, какого рода новости принуждают меня к отъезду?
- Да, да... я начинаю припоминать, что он говорил мне об этом, ответил король, водя своей бледной рукой по лбу. - Ах, бедный брат мой, тяжело носить корону!.. Отчего бы нам не удалиться в какой-нибудь храм и отложить все земные попечения, пока еще не поздно?
- Нет, Эдуард, это будет лишнее, - возразил герцог с улыбкой, качая головой. - Я пришел к убеждению, что жестоко ошибаются те, которые воображают, будто под одеждой друида сердце бьется спокойнее, чем под панцирем воина или под царской мантией... Ну, теперь благослови меня в путь!
Герцог опустился на колени перед королем, который благословил его, встал и ударил в ладоши. По этому знаку из молельни, находившейся рядом, появился монах.
- Отец, приготовил ли Гюголайн, мой казначей, все, что я велел? спросил король.
- О, да! Сокровищница, гардеробная, сундуки, конюшни и сокольничья почти совсем опустошены, - ответил монах, кидая весьма недружелюбный взгляд на герцога норманнского, в черных глазах которого вспыхнуло пламя алчности.
- Я не хочу, чтобы ты и твои спутники ушли от меня с пустыми руками, обратился Эдуард с нежностью к. герцогу. - Твой отец когда-то приютил меня у себя, когда я был изгнанником, и я не забыл этой услуги... Мы, быть может, больше не увидимся. Я становлюсь уж дряхл... Бог знает, кто после меня сядет на усеянный терниями английский престол!