Великий герцог был не прежний пылкий воин: он повысился в сане, но в душе его ослабло былое величие. Хотя он обладал громадными достоинствами, но все же своенравный, с трудом в границах справедливости удерживаемый характер позволял догадываться, чем бы он мог сделаться, если б дал простор своим пылким страстям.
Герцог сидел, склонив голову на руку, а перед ним стоял Малье де-Гравиль, говоривший, по-видимому, с большим оживлением.
- Довольно, - проговорил Вильгельм, - теперь я вполне понял направление жителей страны... Они слишком неопытны и убеждены, что мир может продолжаться до конца веков, и поэтому пренебрегают средствами обороны и не имеют, кроме Довера, ни одной сильной крепости... Ну, а самое племя так трудно покорить, что нельзя удивляться беспечности его относительно постройки укреплений. Оно чересчур мужественно!.. Но возвратимся к Гарольду, ты действительно думаешь, что он достоин славы?
- Да, он, по крайней мере, единственный англичанин, получивший научное образование. Все его способности так уравновешены и с ними соединяются такое благоразумие и спокойствие, что когда видишь и слушаешь его, кажется, будто смотришь на мастерски устроенную крепость, силы которой нельзя узнать до штурма.
- Ты увлекаешься, сир де-Гравиль, - возразил злобно герцог, мигнув своими темными, блестящими глазами, - ты говорил недавно, что он даже не подозревают о моих замыслах на английский престол и поддался твоему совету приехать за заложниками. Это дает понять, что он недальновиден!
- Да, он не подозрителен, - подтвердил де-Гравиль.
- Какой толк в хорошо построенной крепости, если ее не охраняет никакой караул? И самый способный - ничто без дальновидности.
- Ты прав! - ответил рыцарь, пораженный справедливостью замечания. Но Гарольд - англичанин, а англичане считаются самым неподозрительным, из всех народов вселенной.
Герцог расхохотался, но смех его был прерван злобным рычаньем: он обернулся и увидел сына, катавшегося по полу с озлобленной собакой.
Вильгельм бросился к сыну, но мальчик закричал:
- Не трогай, не трогай собаку! Я сумею без твоей помощи справиться с ней!
Он со страшным усилием вывернулся из-под собаки, встал на колени и, обхватив шею бульдога, сжал ее с такой силой, что чуть не задушил ее.
- Ну, так я подошел на выручку собаки, - сказал Вильгельм Норманнский с улыбкой прежних лет и высвободил не без труда бульдога из объятий ребенка.
- Нехорошо, отец, - заметил Роберт, получивший уже в то время прозвище коротконогого, - заступаться за врага сына.
- Но ведь враг моего сына принадлежит мне, доблестный витязь, и я же могу потребовать от тебя ответа за измену государю, так как ты самовольно вступил в борьбу с моим четвероногим вассалом.
- Ты подарил мне эту собаку еще щенком, батюшка. И она не твоя!
- Это басни monseigneur de Courthose! Я только одолжил ее- тебе для забавы - в тот день, когда ты вывихнул себе ногу, соскочив с крепостной стены, а у тебя, несмотря на жестокий ушиб, хватило еще злости замучить щенка до полусмерти.
- Подарить или одолжить - это одно и то же... Я не выпущу того, что попало мне в руки, ты сам учил меня поступать таким образом.
Вильгельм был в своей семье самым кротким и слабым человеком, он поднял сына на руки и обнял его нежно. Герцог не подозревал, несмотря на свою проницательность, что в этом поцелуе таился зародыш проклятья, возникшего на смертном одре сына и гибели последнего...
Малье де-Гравиль нахмурился при виде отцовского потворства, а карлик Турольд покачал головой. В эту минуту вошел дежурный герольд с докладом, что какой-то английский дворянин приехал во дворец (вероятно, по крайне важному делу, так как он не успел соскочить еще с лошади, как она пала мертвая) и просит у герцога позволения войти. Вильгельм опустил сына на пол и приказал ввести неизвестного гостя. Потом он вышел в другую комнату, приказал де-Гравилю следовать за ним и сел в свое герцогское кресло. Он всегда соблюдал придворный этикет
Минуты через две один из придворных ввел посетителя, судя по ДЛИННЫМ усам коренного саксонца, и де-Гравиль узнал в нем Годрита, своего старинного знакомого. Молодой человек. наклонившись с большей бесцеремонностью, чем это допускалось при норманнском дворе, подошел ближе к герцогу и проговорил дрожащим от волнения голосом:
- Граф Гарольд шлет тебе свой привет, герцог норманнов! Твой вассал Гви, граф понтьеский, забыв закон рыцарства, поступил предательски с Гарольдом, ехавшим из Англии, чтобы посетить тебя. Ветер и буря прибили его корабли в устье Соммы. Он вышел на берег в качестве мирного гостя в дружеской стране, но был задержан графом со всей своей дружиной и заключен в темницу бельремского замка*. Пока я говорю, первый из лордов Англии и шурин короля сидит в тюрьме. Беззастенчивый Гви осмелился даже упомянуть о голоде, о пытке и о смерти - с намерением ли осуществить угрозу, или вынудить к выкупу. Выведенный, быть может, из пределов терпения невозмутимой твердостью и презрением графа, Гви позволил мне ехать к тебе с поручением Гарольда.. Граф обращается к тебе как к государю и другу и просит защитить его от этого насилия.
- Благородный саксонец, - ответил герцог торжественно. - Это обстоятельство выдается из ряда, и изменить его для меня затруднительнее, чем ты воображаешь. Конечно, граф понтьеский мой вассал, но я не имею ни малейшего права вмешиваться в его поступки относительно лиц, претерпевших крушение или выброшенных волнами на его берега. Мне тяжело узнать, что твой доблестный граф подвергся такой неприятной случайности, и что я в силах сделать, будет сделано мной. Но я предупреждаю, что могу обратиться к графу понтьескому не как герцог к вассалу. Ступай и отдохни, а я пока обдумаю, чем мне помочь Гарольду.
Ответ такого рода со стороны герцога опечалил Годрита, и он проговорил с грубой откровенностью:
- Я не притронусь к пище и не выпью вина, пока ты не решишься помочь графу Гарольду - как рыцарь рыцарю и как человек человеку, - который поплатился за избыток доверия к тебе.
- Тяжела ответственность, которую ты на меня, по незнанию, возлагаешь! Один неосторожный, необдуманный шаг может сгубить меня: Гви вспыльчив и заносчив, он способен, в ответ на мое приказание, освободить Гарольда, прислав мне его голову. Много земель будет стоить мне выкуп из его рук Гарольда, но верь моему слову: половина герцогства не покажется мне слишком тяжелой жертвой для спасения графа!! Ступай и отдохни!
--------------------------------------------
* Belrem, или Beaurain, - ныне Montrn.
--------------------------------------------
- Не во гнев тебе, герцог, - вмешался де-Гравиль. - Мы друзья с этим таном! Позволь мне наблюдать, чтобы его угощали достойно его сану... хотелось бы мне также ободрить и утешить его в печали.
- Пожалуй, но такого благородного гостя должен прежде всего принять мой первый стольник.
Обратившись к герольду, герцог приказал ему проводить Годрита к Фиц-Осборну, жившему во дворце, и просить последнего позаботиться о приезжем.
Когда тан удалился, Вильгельм начал ходить взад и вперед по комнате.
- Он у меня в руках! - воскликнул он в восторге. - Не как свободный гость вступит он в мой дворец, а в качестве выкупленного моей щедростью узника. Отправляйся, Малье, к этому англичанину и жужжи ему в уши всевозможные сказки о свирепости Гви. Опиши ему ярко затруднения, которые навлечет на меня освобождение Гарольда. Уверь его в опасности положения пленника и в громадности моей жертвы... понял ли ты меня?
- Я норманн, - ответил де-Гравиль с лукавой улыбкой, - а норманны, способны накрыть целое царство полой полукафтана. Ты будешь мной доволен.
- Так иди же, иди и пошли мне сюда Ланфранка... нет, стой, не Ланфранка: он слишком совестлив... Фиц-Осборна... нет, он чересчур горд... Ступай к моему брату Одо и проси его немедленно прийти ко мне.
Рыцарь с глубоким поклоном удалился, а Вильгельм продолжал шагать из угла в угол, радуясь своей хитрости.
ГЛАВА II
Граф понтьеский решился освободить своего высокородного пленника только после продолжительных переговоров с герцогом, и после получения значительного выкупа. Трудно сказать, было ли это действительно выкупом или только платой за искусное содействие герцогу.