Король Гарольд только что вернулся из Йорка, куда он ездил с целью укрепить власть Моркара в Нортумбрии и лично удостовериться в преданности англодатчан. Он застал во дворце посла от герцога норманнского.
Норманнский посол Гюг Мегро, босой и во власянице, с бледным, болезненным лицом, подошел к престолу повелителя Англии.
- Вильгельм, герцог норманнов, повелел передать тебе следующее, начал Гюг Мегро. - С горестью и изумлением узнал он, что ты, Гарольд, преступив свою клятву, завладел престолом, принадлежащим ему. Однако, надеясь на твою совесть и прощая минутную слабость, он убеждает тебя, кротко и по-братски, исполнить твой обет. Вышли ему свою сестру, чтобы отдать ее за одного из его баронов. Отдай ему Доверскую крепость. Выступи с своими полками на помощь ему и возврати ему наследие его брата, короля Эдуарда. Ты будешь, разумеется, первым после него, обвенчаешься с его дочерью, получишь Нортумбрию. Да хранит тебя Бог!
Король побледнел, но ответил решительно:
- Молодая сестра моя скончалась на седьмую ночь по возвращении моем на престол... а для мертвой не нужны объятия жениха. А дочь твоего герцога не может быть женой моей, так как моя жена сидит возле меня.
Король указал жестом на прекрасную Альдиту, сидевшую на троне в великолепном платье из золотой парчи.
- Что же касается данного мной обета, - продолжал Гарольд, - то я помню его. Но совесть разрешает меня от вынужденной клятвы, данной мной единственно для спасения родины, независимость которой была бы окована вместе с моей. Если обещание девушки, отдающей только свою руку без ведома родителей, признается недействительным, то тем более нельзя признать обет, отдающий в руки иноземца судьбу целого народа, без ведома последнего и без разрешения его законов. Престол английский зависит от воли одного народа, объявляемой, через его вождей, на собрании Витана. Он отдал его мне. Я не имею права передавать его и, сойди я в могилу, престол не перейдет даже тогда к норманнам, а возвратится в расположение саксонского народа.
- И это твой ответ? - спросил посол с угрюмым и недовольным видом.
- Да, это мой ответ!
- Я должен тебе передать в таком случае и добавочные слова нашего герцога: с мечом придет он наказать клятвопреступника и с мечом возвратит свое законное наследие!
- И я тоже с мечом встречу алчного хищника, на суше и на море! проговорил король со сверкающими взорами. - Ты выполнил свой долг и можешь удалиться.
Посол вышел с поклоном.
- Не огорчайся наглостью норманнского посла, - сказал Альдита. - Какое дело тебе, королю, до той клятвы, которую ты дал, когда был еще подданным?
Гарольд не ответил жене, а спросил у постельничего, стоявшего за его креслом:
- Что, братья мои здесь?
- Они здесь, государь, здесь же и твои избранные советники.
- Позови их ко мне!.. Извини, Альдита, я должен заняться серьезными делами!
Альдита поняла этот намек и встала.
- Скоро подадут ужин! - заметила она.
Гарольд спустился с трона и стоял наклонившись над грудой бумаг.
- Здесь хватит пищи на день! - произнес он спокойно. - Ужинай без меня!
Альдита вздохнула и вышла в одну дверь, между тем как в противоположную дверь вошли таны, пользовавшиеся особенной доверенностью Гарольда.
Возвратившись в свои покои, Альдита скоро забыла все, кроме того, что она уже снова королева.
Первым вошел к королю Леофвайн, веселый и беспечный как всегда. За ним следовали: Гурт, Гакон и с десяток знатнейших танов. Они уселись вокруг стола, и Гурт заговорил:
- Тостиг был у герцога норманнского.
- Знаю, - ответил Гарольд.
- Говорят, будто он перешел на сторону дяди нашего, Свена...
- Я это предвидел, - перебил король.
- И будто Свен намерен помочь ему покорить Англию для датчан.
- Посол мой с письмами от Гиты предупредил Тостига у Свена. Он сегодня вернулся. Дядя отказал Тостигу и обещает нам пятьдесят кораблей и отборное войско.
- Брат, ты отражаешь опасность, прежде чем мы успели предугадать ее! воскликнул Леофвайн.
- Тостиг, - продолжал король, не обращая внимания на похвалу, нападет на нас первый - мы должны приготовить отпор. Мальком шотландский самый верный друг Тостига - надо склонить его на нашу сторону. Отправляйся же к нему, Леофвайн, с этими письмами... Мы должны в то же время опасаться Валлиса. Поезжай ты, Эдвин, к князю валлийскому и вели на пути окопать и вообще держать в порядке крепости и увеличить стражу! Вот тебе наставления... Вам уже известно, таны, что норманн прислал требование английского престола, с объяснением, что он идет на нас войной. На рассвете я поеду на Сандвическую гавань, чтобы распорядиться относительно флота. Ты едешь со мной, Гурт!
- На эти приготовления потребуется много денег, - заметил один тан. А ты убавил налоги именно в час нужды.
- Час нужды еще не настал, а когда он настанет, то народ тем охотнее будет служить отечеству деньгами и оружием. В доме Годвина много золота, которое послужит нам для снаряжения флота... Что там у тебя, Гакон?
- Твоя монета нового чекана, с надписью на обороте:
"Мир". Кто из имевших случай видеть эту монету последнего саксонского короля, с изображением на одной стороне умной и благородной головы, а на другой с надписью "Мир", не был тронут простой и многозначительностью этой надписи? кто не вспоминал с душевной печалью о несчастной судьбе, которую она не могла отвратить?
- Мир мирным, - проговорил Гарольд, - а цепи всем и каждому, кто нарушает мир. Да поможет мне Бог завещать мир потомству! Теперь же первое условие мира - готовиться к войне... Ты, Моркар, поспеши в Йорк и стереги устье Гомбера: это необходимо!
Вслед за этим Гарольд назначил каждому из танов и место и обязанность, после чего беседа стала более общей. Рассуждали они о множестве вещей, на которые беспечный Эдуард не обращал внимания и которые требовали немедленной реформы. Отвага и предусмотрительность короля оживляла и его советников, так что их не смущали никакие препятствия.
ГЛАВА VIII
Посол герцога, Гюг Мерго, возвратился в Руан и передал своему властелину ответ короля Англии. В присутствии Ланфранка Вильгельм выслушал его в мрачном молчании, так как все усилия Фиц-Осборна, склонить баронов на опасный поход кончились неудачей. Хотя герцог предвидел полученный ответ у него не было ни малейшей возможности подкрепить свое требование.
Он был так погружен в свои грустные думы, что не заметил даже, как Ланфранк отпустил посла без его приказания. Вильгельм очнулся только тогда, когда почувствовал на своем богатырском плече руку ученого и услышал его спокойный голос:
- Мужайся, храбрый герцог! Твое дело беспроигрышно! Напиши мне своей рукой верительную грамоту к французскому двору. Прикажи мне ехать до заката, и когда я поеду, полюбуйся заходом солнца. Это будет солнце саксонцев, которое навеки закатится над Англией!
Ланфранк, самый тонкий политик своего века, изложил в коротких словах сущность доводов, которыми намеревался склонить французский двор на содействие герцогу, напирая в особенности на то, какую силу и могущество должно было придать Вильгельму во всей Европе торжественное признание Францией его притязаний на английский престол. Пробудившись от уныния, светлый ум герцога сразу понял всю важность предлагаемой меры. Он прервал Ланфранка, схватил перо и пергамент и принялся поспешно писать. Немедленно были оседланы лошади, и Ланфранк отправился с приличной свитой в самое важное по но своим последствиям посольство, от норманнских герцогов к французскому двору.
Одобренная Ланфранком, великая душа Вильгельма сосредоточила свои силы на трудной задаче: возбудить дух отваги в непреклонных баронах. Прошло, однако же, несколько недель, прежде чем он мог даже созвать совет, составленный из его родственников и немногих наиболее преданных ему влиятельных людей. Все они были тайно расположены в его пользу и обещали служить ему душой и имуществом. Но все и каждый высказывали мнение, что он должен предварительно исходатайствовать согласие всего герцогства на общем сейме. Герцог созвал сейм, на котором присутствовали не только бароны и рыцари, но и купцы и ремесленники, средний класс процветающего государства.