Очевидно, «старому моряку»[8] Колриджа не нашлось места в том пространном списке литературы, которую Дальтон приготовил для своих учеников.
Никогда — ни на борту «Вакханки», ни в более поздние годы — принц Георг не видел противоречия между любовью к животным и птицам и желанием убивать их ради спортивного интереса. Тот же самый мальчик, который находил удовольствие в бессмысленном уничтожении акул и альбатросов, проявлял нежную заботу о случайно севших на палубу птицах; он даже был готов нарезать для них баранину полосками, чтобы они больше походили на червей. Он держал ручного детеныша кенгуру, которого собирался отвезти в Сандрингем, сестрам. Кенгуру успел наделать на корабле немало беспорядка, пока однажды его не смыло за борт, в воды Атлантического океана.
Участь Дальтона во время его пребывания на «Вакханке» была довольно незавидной. Как священнику и королевскому наставнику ему, конечно, воздавали должное: относились внешне уважительно, приглашали на мессу к капитану, устроили относительно комфортное житье. Вместе с тем офицеры считали, что он слишком ревностно относится к своим обязанностям, называли его педантом, брюзгой, доносчиком — вплоть до того, что подозревали, будто он подсматривает за своими учениками в замочную скважину. Дальтон, вероятно, чувствовал к себе такое отношение и, безусловно, страдал.
К этому добавлялись периодические недоразумения с принцем и принцессой Уэльскими. Во время пребывания в Вест-Индии одна из газет написала, что в Барбадосе королевским внукам сделали татуировки на носу. «Как же ты дал татуировать свое бесстыжее рыло? — писала принцесса Уэльская принцу Георгу. — Ну и вид же у тебя теперь! Наверно, все прохожие на улице останавливаются, чтобы взглянуть на нелепого мальчика с якорем на носу! Неужели нельзя было поместить эту татуировку куда-нибудь еще?» Принц Уэльский, которому в молодости сделали массу татуировок, правда, в скрытых местах тела, призвал наставника к ответственности. Дальтон поспешил заверить принца, что у его сыновей нигде нет татуировок — ни на носу, ни где-нибудь еще. Когда в ботаническом саду в Барбадосе они нюхали лилии, то на нос попала цветочная пыльца, — очевидно, это и ввело в заблуждение местного журналиста. Со сдержанным негодованием незаслуженно обиженного человека Дальтон заканчивает свое письмо так: «Носы у принцев не имеют никаких крапинок, царапин, пятен или пятнышек. Они так же девственно чисты, как и в день отплытия».
К тому времени (то есть еще через два года), когда принцы вернулись к родителям, они и впрямь могли похвастаться целой серией татуировок, выполненных в полном соответствии с морскими традициями. В Токио каждый вытерпел трехчасовую операцию по нанесению на руку татуировки в виде красных и синих драконов. В Киото и Иерусалиме к ним добавились другие рисунки. Много лет спустя дуайен британских татуировщиков Джордж Бурчетт был приглашен в королевскую семью — обследовать те орнаменты, которые имелись на теле принца Георга. «Мне выпала высокая честь, — с деланной скромностью пишет он в воспоминаниях, — внести в них некоторые усовершенствования, которые решил произвести король по настоянию королевы Марии».
Какие бы трудности ни преследовали Дальтона на суше и на море, он был достойно за них вознагражден, и более всего привязанностью юных принцев, которую оба испытывали к нему до конца жизни. Вскоре после возвращения в Англию Дальтон стал кавалером ордена Святого Михаила и ордена Святого Георгия, духовником королевы Виктории и каноником церкви Святого Георгия в Виндзоре. Благодаря морской дружбе он обрел и жену: ею стала Кэтрин Эван-Томас, сестра одного из его товарищей по плаванию. А в 1886 г. он стяжал и литературную известность в результате грандиозной мистификации, совершенной им, впрочем, из самых благих намерений.
Аристотель не оставил записей о годах, в течение которых он был наставником Александра Македонского: Дальтон же изложил свои впечатления в двухтомном труде объемом в 1500 страниц и семьсот пятьдесят тысяч слов, озаглавленном «Плавание корабля Ее Величества „Вакханка“, 1879–1882 гг.» и посвященном королеве ее внуками — принцем Альбертом Виктором и принцем Георгом. Этим посвящением и ограничивалось все участие в работе над книгой так называемых авторов. В своем предисловии Дальтон пояснил, что книга основана на дневниковых записях и письмах, написанных во время путешествия его юными воспитанниками, и что он изо всех сил противился искушению подправить оригинальный текст. Из этих двух утверждений правдивым было лишь первое.