Я не смотрел на него, когда он вошел и занял место напротив меня. Он наблюдал за мной какое-то время, прежде чем заговорить.
— Что, черт возьми, случилось?
— Ничего, — моя голова поплыла, и я моргнул, прежде чем поправить себя. — Мы с Вивиан расстались.
Слова были горькими на вкус. Возможно, мне стоит сменить виски на что-то более сладкое, например, ром.
— Что? — Бледное лицо Луки появилось в поле моего зрения, когда я наконец повернулся. Это небольшое движение потребовало столько же усилий, сколько плыть сквозь патоку.
Господи, неужели моя голова всегда была такой тяжелой?
Это твое эго. Оно прибавляет по меньшей мере десять фунтов, — гипотетическое поддразнивание Вивиан звучало у меня в ушах.
Тиски сжали мое сердце. Достаточно было того, что каждое ее слово и улыбка были выжжены в моей памяти. А теперь я слышу то, чего она не говорила?
— Почему? — потребовал Лука. — А как же Фрэнсис и фотографии?
Верно. Я не сказал ему, что уничтожил фотографии, отчасти потому, что отвлекся, а отчасти потому, что они сдерживали его. Черт, он заслуживал того, чтобы еще немного попотеть после того гребаного бардака, в который он меня втянул.
— Я позаботился о них, — сказал я отрывисто. — Именно поэтому Фрэнсис навестил меня в начале недели. Вивиан услышала наш разговор. Мы расстались. Конец.
— Господи, Данте, ты не мог сказать мне об этом раньше? Зачем мне звонила Грета и рассказывала, как инопланетяне завладели твоим телом?
— Я не знаю, Лука. Может быть, потому что я был занят спасением твоей задницы, — выдохнул я.
Он уставился на меня на секунду, прежде чем опуститься в кресло.
— Черт. Ну, это же хорошо, да? Шантаж отменяется. Фрэнсиса больше нет. Вивиан больше нет. Это то, что ты хотел.
Еще одна длинная затяжка.
— Да.
— Ты не выглядишь очень счастливым, — заметил он.
Гнев сорвался с поводка.
— Что ты хочешь, чтобы я устроил парад? Ради всего святого, я только что спас тебе жизнь, а ты только и можешь, что комментировать, счастлив ли я!
Лука не дрогнул.
— Ты мой брат, — сказал он спокойно. — Твое счастье важно для меня.
Мой гнев угас так же быстро, как и появился.
— Если бы это было правдой, ты бы не втянул нас в эту историю с самого начала.
Он поморщился.
— Да, но я совершил свою долю... сомнительных поступков, как ты можешь знать.
Я фыркнул в знак согласия.
— Но ты был прав, когда заставил меня найти работу. Мне вообще-то нравится работать в «Ломан и сыновья», и эта структура пошла мне на пользу. Приятно не просыпаться каждый день с похмельем, — улыбка мелькнула на губах Луки. — Признаюсь, я был чертовски обижен, когда ты впервые заговорил об этом. Вся эта история с шантажом тогда казалась нереальной, и я ненавидел, как ты наказывал меня, словно я был твоим ребенком, а не братом. Работа, разрыв с Марией. Я был... эгоистом.
Я опустил свою бутылку и сузил глаза.
— Я не тот, чье тело захватили инопланетяне. Кто ты, и что, черт возьми, ты сделал с моим братом?
Лука рассмеялся.
— Как я уже сказал, структура пошла мне на пользу. Как и то, что я не так часто общаюсь со своей старой компанией. Вообще-то... — он прочистил горло. — Я встретил девушку. Лиф. Она действительно расставила все по своим местам.
— Ты встречаешься с кем-то по имени Лиф? — спросил я, недоверчиво.
— Ее родители были хиппи, — сказал он в качестве объяснения. — Она инструктор по йоге в Бруклине. Очень гибкая. В любом случае, дело не в этом. Дело в том, что я много занимался с ней внутренней работой.
Не сомневаюсь. Я должен была догадаться. Все большие перемены в жизни Луки вращались вокруг женщин, выпивки или вечеринок.
— Она помогает мне исцелить моего внутреннего ребенка, — продолжил он. — Это включает в себя исправление наших братских отношений.
Господи. Я полагал, что бруклинский инструктор по йоге по имени Лиф лучше, чем принцесса мафии. Больше шансов сделать моего брата вегетарианцем, меньше шансов, что его убьют.
— А как же Мария? Я думал, ты влюблен.
— Я не общался с ней с тех пор, как мы разговаривали в твоем офисе, — Лука кашлянул. — Я говорил об этом с Лиф. Думаю, я перепутал возбуждение от запретной любови, понимаешь? Эти два чувства легко спутать.
Ни хрена ты не говоришь.
— Но хватит о моей личной жизни. Мы говорили о твоей. С Вивиан.
Я снова напрягся.
— Мы точно не говорили.
— Ты должен праздновать, избавившись от Лаусов, — сказал он, игнорируя меня. — Но ты здесь пьешь в одиночестве, как великий дядя Агостино после проигрыша в покер. Мы оба знаем почему.