В ответ я издал ни к чему не обязывающий звук.
Будучи старшим ребенком и предполагаемым наследником корпорации, я всю свою жизнь жил ожиданием того, что стану генеральным директором. Но предполагалось, что я приду к власти через пять-десять лет, а не через четыре месяца.
Новая волна дурного предчувствия прокатилась по моей груди.
Леонора Янг никогда бы добровольно не уступила власть так рано. Ей было всего пятьдесят восемь лет. Острая, здоровая, любимая советом директоров. Ее жизнь вращалась вокруг работы и приставаний ко мне по поводу замужества, но, несомненно, именно она в тот день по видеосвязи сообщила мне и еще четырем руководителям, что мы баллотируемся на должность генерального директора.
Никакого предупреждения, никаких подробностей, кроме даты и времени голосования.
Я рассеянно провел рукой по бокалу с джином и тоником, находя странное утешение в его плавных изгибах.
— Когда новость станет достоянием общественности? — Спросил Доминик.
— Завтра. — Это означало, что в течение следующих четырех месяцев все взгляды будут прикованы ко мне, ожидая, что я облажаюсь. Чего я никогда бы не сделал. У меня было слишком много контроля для этого.
Хотя технически кандидатов было пять, я мог потерять эту должность. Не только потому, что был молод, но и потому, что я был лучшим. Мой послужной список в качестве президента североамериканского подразделения говорил сам за себя. У него были самые высокие прибыли, наименьшие убытки и лучшие инновации, даже если некоторые члены правления не всегда соглашались с моими решениями.
Я не беспокоился об итогах голосования, но меня беспокоил выбор времени, превращая то, что должно было стать кульминацией карьеры, в мутный омут беспокойства.
Если Доминик и заметил мой приглушенный энтузиазм, он этого не показал.
— На рынке будет день поля. — Я практически мог видеть, как в его голове проносятся вычисления.
В прошлом я бы сначала позвонил Данте и выплеснул свои переживания на боксерский ринг, но с тех пор, как он женился, оттащить его от Вивиан на незапланированный поединок было сложнее, чем вырвать кость у собаки.
Наверное, это было к лучшему. Данте увидел бы прямо сквозь мою невозмутимую маску, в то время как Доминика интересовали только факты и цифры. Если это не сдвинуло рынки или не расширило его банковский счет, ему было плевать.
Я потянулся за своим напитком, пока он излагал свои прогнозы. Я как раз допил остатки джина, когда взрыв сочного, хриплого смеха привлек мое внимание.
Мой взгляд скользнул через плечо Доминика и остановился на Изабелле, которая болтала с наследницей косметического бизнеса в конце бара. Она сказала что-то, что заставило обычно сдержанную светскую львицу улыбнуться, и они склонили головы друг к другу, как лучшие подруги, сплетничающие за обедом. Время от времени Изабелла дико жестикулировала руками, и еще один из ее характерных смешков наполнял комнату.
Звук проникал в мою грудь, согревая ее сильнее, чем алкоголь, который она мне дала.
С ее пурпурно-черными волосами, озорной улыбкой и татуировкой, покрывающей внутреннюю сторону левого запястья, она выглядела так же неуместно, как бриллиант среди камней. Не потому, что она была барменом в зале, заполненном миллиардерами, а потому, что она сияла слишком ярко для мрачных традиционных рамок Вальгаллы.
Боюсь, у нас не подают светящийся в темноте джин с тоником.
Крошечная улыбка скользнула по моим губам, прежде чем я подавил ее.
Изабелла была смелой, импульсивной и обладала всем тем, чего я обычно избегал при знакомстве. Я ценил приличия; у нее их не было, о чем свидетельствовал ее очевидный фетиш — обсуждать секс в самых неподходящих местах.
И все же в ней было что-то такое, что притягивало меня, как сирена, зовущая моряка. Разрушительно, конечно, но так красиво, что это почти стоило бы того.
Почти.
— Данте знает? — Спросил Доминик. Он закончил свои рыночные прогнозы, из которых я слышал только половину, и теперь был занят, отвечая на электронные письма на своем телефоне. Этот человек работал дольше, чем кто-либо другой из моих знакомых.
— Пока нет. — Я наблюдал, как Изабелла оторвалась от наследницы и порылась в кассе. — Это вечер свидания с Вивиан. Он ясно дал понять, что никто не должен прерывать его, если только они не умирают — и только в том случае, если все остальные люди в их списке контактов заняты чем-то другим.
— Типично.
— Хм, — рассеянно согласился я.
Изабелла закончила свою работу у кассы, что-то сказала другому бармену и исчезла в задней комнате. Ее смена, должно быть, закончилась.
Что-то дрогнуло у меня в животе. Как я ни старался, я не мог спутать это ни с чем иным, кроме разочарования.
Я успешно держался на расстоянии от Изабеллы почти год, и я был достаточно сведущ в греческой мифологии, чтобы понимать ужасные судьбы, которые ожидали моряков, привлеченных песнями сирен. Последнее, что я должен был сделать, это последовать за ней. И все же.
— Клубничный джин с тоником. За мой счет. Ты выглядишь так, будто тебе не помешает тонизирующее средство.
Черт возьми.
— Прошу прощения, что прерываю вечер, но я только что вспомнил, что у меня есть срочное дело, о котором я должен позаботиться. — Я встал и снял пальто с крючка под прилавком. — Может быть, мы продолжим наш разговор позже? Сегодняшние напитки за мой счет.
— Конечно. Всякий раз, когда ты будешь свободен, — сказал Доминик, звуча невозмутимо из-за моего внезапного ухода. Он не поднял глаз, когда я закрыл наши счета. — Удачи с завтрашним объявлением.
Рассеянные щелчки его зажигалки преследовали меня на полпути через комнату, пока нарастающий шум бара не поглотил их. Затем я оказался в коридоре, дверь за мной закрылась, и единственным звуком был мягкий звук моих шагов.
Я не был уверен, что буду делать, когда догоню Изабеллу. Несмотря на наших общих знакомых — ее лучшая подруга Вивиан была женой Данте, — мы сами не были друзьями. Но новость о генеральном директоре выбила меня из колеи, как и ее неожиданный, но продуманный подарок.
Я не привык к тому, что люди предлагают мне что-то, не ожидая ничего взамен.
Печальная улыбка тронула мои губы. Что это сказало о моей жизни, когда простая бесплатная выпивка от случайной знакомой стала изюминкой моего вечера?
Я поднялся по лестнице на второй этаж, мое сердцебиение было ровным, несмотря на тихий голос, призывающий меня развернуться и бежать в противоположном направлении.
Я действовал, основываясь на предчувствии. Возможно, Изабеллы там не было, и у меня, конечно, не было никакого права искать ее, если бы она была, но моя обычная сдержанность ослабла под более настоятельным желанием отвлечься. Мне нужно было что-то сделать с этим мучительным желанием, и если я не мог понять, что происходит с моей матерью, то мне нужно было понять, что происходит со мной. Что такого было в Изабелле, что держало меня в плену? Сегодня вечером, возможно, на этот вопрос будет легче ответить.
Моя мать заверила меня, что с ней все в порядке во время нашей беседы по телефону после конференции. Она не была больна, не умирала и не подвергалась шантажу; она просто была готова к переменам.
Если бы это был кто-то другой, я бы принял ее слова за чистую монету, но моя мать ничего не делала по прихоти. Это шло вразрез с самой ее природой. Я также не думал, что она лжет; я знал ее достаточно хорошо, чтобы распознать ее подсказки, и она не показала ни одной во время нашего разговора.