И в ту минуту, когда Папа, пожалев меня, прилежно слезящего, вдруг открыл мне глаза на удивительную (и, главное, утешительную) подноготную их с мамой отношений, я вдруг осознал, что на экране я именно ВИДЕЛ Маму. Видел ее гений. Раньше, чем у меня высохли слезы, я открыл для себя различие между ОБЫЧНЫМ и ПРЕКРАСНЫМ артистом. Обычный артист изображает свой персонаж. ВИДЯ его, я ВИЖУ, что он лишь играет, притворяется. А прекрасный артист скорее наоборот, в жизни изображает сам себя, притворяется. Точнее, его гений притворяется, играет. А на сцене-то он, гений настоящего артиста, как раз и живет по-настоящему. По крайней мере, с нашей Мамой было именно так.
Я боюсь, читатель подумает, будто моя Мама была какой-то неискренней, лицемерной. Вот уж неправда, скорее наоборот! Она была куда более непосредственной и искренней, чем большинство людей, с которыми мне приходилось иметь дело в жизни. У обычного человека разница между ВИДЕНИЕМ и ВИДИМОСТЬЮ гораздо больше, чем у моей мамы. Если бы она была ПРОСТО лживой, ей бы не верил зритель, и она не была бы ПРЕКРАСНОЙ АКТРИСОЙ.
В том-то и дело, что она была, напротив, необыкновенно искренней! Как и все психоаналитики, она отлично умела признаваться себе и другим в разных некрасивых и не очень красивых чувствах. Просто Папа действительно сводил ее с ума, в буквальном смысле -- так, что она уже не умела разобраться в себе самой.
Она не умела разобраться в себе. А мы с Папой -- умели разобраться в ней. В другом человеке всегда разобраться легче, чем в себе. Со стороны всегда ВИДНЕЕ.
Мама как-то объяснила мне, что психоаналитик обязательно должен время от времени прибегать к помощи другого психоаналитика. Дело в том, что психоаналитик -- это человек, который по идее должен вывести тебя из транса, помочь вспомнить и осознать. А как он это может сделать, если он и сам все время в трансе? Пусть и в поверхностном. Как и любой нормальный человек... Я этого и сейчас не понимаю. Но они там как-то друг другу помогают справиться с этим, для того у них есть целые психоаналитические общества. Профессионалы!
Неужели Мама даже при помощи коллег неспособна была осознать, что ее обиды на Папу -- липовые? Да нет, конечно, могла! Она так и делала: шла к своим, и ее быстренько приводили в порядок. Но осознав, что на самом-то деле она вовсе и не обижается, а наоборот, ужасно любит Папу и сама виновата в своей обиде, Мама вскоре опять встречалась с Папой -- и все начиналось по новому кругу. Папа говорил, что мамин психоанализ является частью ее "цикла". Они мирились...
Как только в дело вступали Папины чары, бедная Мама сразу забывала о "циклах". Она каждый раз думала, что примирение -- навсегда. А потом, вновь обидевшись, она думала, что обида -- навсегда. И потому, обидевшись, очень переживала. И не могла ничего варить. И вообще -- не могла жить как ни в чем не бывало.
А Папа -- мог. Он не переживал, и я не переживал. Но обстановка в доме становилась чересчур напряженной. Обстановка, но не я, и не Папа. Папа спокойно заявлял, что он уходит, чтобы "сгореть на работе". И недели две жил в своем Институте -- "горел", дожидаясь маминого примирительного звонка. Я-то знал, что он сделан из огнестойкого материала. А вот мама смертельно переживала, и у нее все валилось из рук. А не то как начнет рыдать, и не хочет утешиться. Чтобы не мешать ее драме, я деликатно перебирался к соседке, бабушке Ольге.
-- Что, опять поругались? -- сокрушенно говорила бабушка.
Я вздыхал и разводил руками. Соседка на старой квартире была у нас исключительно хорошая, отзывчивая...
Покормив меня, бабушка становилась на молитву, а я ложился спать. Я засыпал, прислушиваясь, как бабушка в соседней комнате снова и снова четко и неторопливо повторяет вполголоса одну и ту же молитву:
-- Господи, Иисусе Христе, помилуй рабов Твоих...
А иногда я тайно участвовал в бабушкиной молитве -- своими словами просил Бога, чтобы родители помирились. Но молитва моя редко бывала горячей: родительские "сложности" меня почти никогда не тревожили. Я уже понял, что ругаться и мириться -- это просто их фирменный способ поддерживать живые отношения.
Да ведь они же оба были психотерапевтами. Других лечили, думаете, а себя не могли? Да просто не хотели! Им просто нравилась эта игра. Не сознательно, конечно, а бессознательно нравилась. Но я еще в раннем детстве из разговоров с Папой заключил, что когда человеку что-то нравится бессознательно -- это фатально. Гений свое ни за что не упустит, сколько ни старайся.