Меня тревожили только "плоть и кровь". Что-то в этом намеке было нехорошее, от лукавого. Я перечитал стихи еще раз, и они перестали мне нравиться. У меня возникло нехорошее подозрение, что мое бессознательное в этих стихах высмеяло мою собственную попытку стать поэтом. Тут я сообразил, что надо бы помолиться, я же так и не помолился толком. Но сил уже не было. Я сунул исписанный и исчерканный лист в стол.
На этом я закончил день. Я лег в постель и мгновенно уснул. Будто провалился.
Сон
В эту ночь Настя явилась мне во сне. Сон был яркий, прямо-таки колдовской. Во сне я видел себя самого со стороны спящим на своей кровати. Была полная Луна и свет ее затоплял комнату. Я не мог оторвать взгляд от своего лица. Но тут появилась Настя, и я понял, что это всего лишь сон. Я порывисто схватил Настю за руку и потянул к себе.
-- Перестань, -- сказала Настя очень трезво и холодно. Я отшатнулся. -- Не до шуток. Пошли к Дверям.
Она решительно пошла в гостиную, где стоял дедушкин шкаф -- архив с рукописями. Я за ней. Подойдя к шкафу, Настя отворила Двери, и стала спускаться вниз по лестнице. Я молча смотрел.
-- Ну, ты чего? -- сказала Настя, обернувшись. -- Не успеем.
Я качнулся вперед, решительно перешагнул высокий порог и потом пошел, быстро пошел, потом почти побежал вниз по широким ступеням.
Лестница вела вниз по спирали, как в старинном замке. Я бежал, не оглядываясь на Настю. Меня вдруг захватило чувство легкости, почти полета. Наяву невозможно нестись вниз по ступеням вот так, без тормозов, все быстрее и быстрее. Непременно расшибешься. Тем более невозможно нестись кругами -- скоро врежешься в стену.
Но сейчас я ощущал, что меня что-то тянет к центру, будто невидимая веревка. И мне даже не надо было глядеть под ноги, ноги сами собой как надо попадали на ступени. Скорость все возрастала, я несся уже вихрем.
Я вспомнил про Настю и оглянулся. Настя летела рядом. И увидев ее полет, я почувствовал, что и сам уже могу лететь. Тогда я просто подобрал ноги и камнем понесся вниз и вперед, вдоль ступеней, по спирали, со страшной скоростью, будто захваченный смерчем. Стены и ступени слились и стали неразличимы. Этот бешеный полет захватил меня.
-- Дай мне руку, Король, -- прошептала Настя.
Я ощутил в своей левой руке ее пальцы, они были теплые.
Смерч вдруг вывернулся наизнанку, и я увидел, что мы летим уже не вниз, а вверх, вверх вокруг огромной толщины, страшно высокой башни, к мерцающим звездам, поднимаясь все выше и выше.
-- Хм, -- сказал я трезво. -- А ведь совершенно необязательно все время держаться за стенку, как крыса Чучундра.
Настя засмеялась, и мы полетели от башни куда-то вбок, горизонтально над землей, держась направления на Запад. Я откуда-то знал, где Запад. Туда ушло невидимое в ночи Солнце. Я хотел догнать Солнце, но Настя сказала, что это слишком долго. Под ногами был старинный город. Башни, дворцы едва различались в сумерках, редкие огни в окнах мерцали.
-- Это Вавилон, -- сказала Настя, и вдруг все исчезло.
Я открыл глаза. Моя правая рука была крепко сжата, будто держала что-то. Я поднес руку к лицу -- в сумерках было ничего не различить. Я чувствовал, что рука пустая, но все-таки боялся, как бы не выронить что-то, зажатое в руке. Я встал, зажег свет и разжал руку. Там ничего не было.
Я вдруг ощутил, что страшно хочу спать, просто с ног валюсь. Правой рукой я погасил свет и потащился к постели. И больше ничего не запомнил.
Утром
Наутро я проснулся очень поздно, но почему-то необыкновенно свежим и бодрым. Было так легко и прозрачно, будто мы летали не во сне, а наяву. Окончательно проснувшись, я осознал, что летал во сне с ведьмой -- и ужаснулся. Моя "церковность" улетучивалась с неприятной стремительностью.
Между тем, ужасаться было некогда. Было уже поздно, почти десять. Я сразу вспомнил, что вчера договаривались выйти из дома не позже десяти. Потому я решил опустить утренние молитвы, и по-быстрому одевшись, собирался сразу уйти.
Мама вчера думала куда-то ехать, чтобы что-то узнать, помочь Папе оформить права наследства. На столе на кухне я нашел завтрак и записку с инструкцией от Мамы, что разогревать, но есть не стал -- голода не было совсем, будто уже поел. Но прежде, чем выйти из дома, я подошел к дедушкиному шкафу и, немного помедлив, отворил двери. Хода не было. Были полки с книгами и неразобранными рукописями. Я взял одну книгу и открыл ее наугад.