— Но лорд Фоксбейн...
— Ох уж этот мне противный старикашка...
В окно забарабанил дождь. Шторы не были закрыты. Небо стало темно-лиловым, как зловещий кровоподтек.
— Ну почему опять дождь?
— Небо отяжелело. Оно пытается освободиться от бремени...
— Но бал...
Тетя Влада снова рассмеялась — тепло, любовно.
— Милая моя, со временем ты поймешь, что этот мир сотворен не только для того, чтобы радовать нас.
— Но для чего же тогда сотворен этот мир? Тетя Влада не ответила на этот вопрос.
— Посмотри в зеркало. Теперь ты — женщина, дитя мое. Ты видишь свою красоту. Но разве ты не видишь в этой самой красоте ростки трагедии, которая только и ждет, чтобы обрушиться на тебя? Какое мужчинам дело до того, сколько красивых тряпок мы напяливаем на себя, сколько побрякушек?
Кончики холодных сухих пальцев прикоснулись к губам Каты, скользнули по ее шее, пробежались по груди. Ката вздрогнула, поежилась.
— Женщина украшает себя, милочка, для себя самой. Ну, еще для других женщин. А мужчинам нужно только сорвать с нас одежду и насладиться нами. В этом они подобны диким зверям. Сегодня ночью, моя дорогая, тебе предстоит испытание. Выдержишь его — значит, тебя ждет великое будущее. Не выдержишь — станешь самой последней из шлюх, сколько бы шикарных тряпок ты на себя ни натягивала.
Взгляни на этих двух старух, что храпят у огня, словно две дряхлые, никому не нужные суки. Если бы они сейчас проснулись, как бы они принялись тявкать и выть на нас! Они глупы. Они не понимают, что своими запретами они только подогревают страсти.
Но, моя милая, есть на свете и другие радости. Они тоньше, прекраснее. Что может знать о глубочайших тайнах сердца какая-то жирная старушенция? Со мной, дитя — только пройди назначенное мною испытание, — ты войдешь во все самые дальние потайные комнаты.
Тетя Влада склонилась к девушке. Ката снова поежилась, а Влада проворковала:
— Выдержишь испытание — и ты моя. Провалишься — и я умою руки. Тогда ты превратишься в грязь под ногами.
Грянул раскат грома. Нет, то был фейерверк. Ката нетерпеливо бросилась к окну. Тетя Влада поймала ее за руку и развернула к двери.
— Нет, милочка! Ступай! Ступай, встреться со своим возлюбленным.
Они порывисто обнялись, после чего тетя Влада почти насильно вытолкала Кату из комнаты. В следующее мгновение Умбекка, разбуженная грохотом фейерверка, вдруг забормотала:
— Что? Что такое? — и попыталась подняться.
Увидев Владу Флей, она дико завопила.
— Радж, постой! — крикнул Джем. — Не нужно! Ты устал, я устал, утром в дорогу...
— Так возвращайся! Возвращайся в лагерь. В то, что от него осталось...
— Радж, не дури! Я без тебя не пойду.
— Да ну? С чего это ты вдруг стал такой заботливый?
— Я всегда за тебя тревожился...
— Не настолько, чтобы честно сказать мне, кто ты такой...
Снова пошел дождь. Мальчики шли по размытому склону холма в сторону города.
— Забудь про то, кто я такой! Радж, одумайся!
— Сегодня бал по случаю окончания сезона. Все соберутся в Ассамблее, верно же? Ну, вот и посмотрим, как им понравится дождик, который я им устрою.
— О чем ты?
Очень скоро стало ясно, о чем говорил Радж. Он стал наклоняться и подбирать камни. Некоторые он рассовывал по карманам, некоторые с силой швырял в разные стороны.
Он был жутко зол, и это пугало Джема.
— Ну, чего встал, принц?
— Не называй меня так!
— А что — не хочешь полюбоваться на то, как разлетятся вдребезги стекла, как осколки и камни полетят в расфуфыренных танцоров?
— Ну... нет, не хочу.
— Ну конечно, не хочешь. Ты ведь такой же, как они, а я все время забываю, принц! Тебе, небось, охота туда, чтобы поплясать вместе с ними!
— Это неправда! Послушай, Радж, ты ведь не в «Серебряных масках» служишь. Как ты вообще намерен пробраться в город?
Раджал бросил через плечо:
— Какая у тебя, оказывается, плохая память!
— Что?
— Сегодня в Варби такой переполох... Какой-нибудь мальчишка-чистильщик сапог может запросто проскользнуть через грузовые ворота, а? Ну, ты сам посмотри! Там ведь нету никого, все глазеют на фейерверки...
— Радж, не стоит. Если тебя изловят... Ну что же ты за осел такой? Глупый и упрямый осел!
Раджал взвесил в руке камень. Джем пригнулся.
— Не хочешь думать о себе, так подумай о Миле!
— Мила тут ни при чем!
— Нет, при чем! Мы все при чем, и ты, и я! Радж, неужели ты не понимаешь, что должно случиться? И очень скоро! Разве ты не понял, что случилось в пещере? Это все не важно — то, что ты задумал, это глупости, это...
Раджал оказался прав. Никто не задержал их у грузовых ворот. На улицах было темно. Со всех сторон доносилось поскрипывание пустых телег.
Неожиданно грянул взрыв.
Мальчики вздрогнули, чуть не вскрикнули от испуга. В темном небе вспыхнули миллионы звездочек.
— Ой, Радж, фейерверк! Давай посмотрим, ну давай посмотрим!
Джем догнал друга, схватил за руку. Раджал понурился. Куда девалась его злость! Он вдруг громко, по-детски разрыдался.
Друзья прижались к одной из телег. В небе бушевал фейерверк. Темноту разрывали снопы светящихся брызг — лиловые, зеленые, алые, синие, золотые. Вертелись шутихи Элабет, спирали Элдрика, выстреливали ракеты Созеники.
В промежутках между залпами мальчики переговаривались.
— А ты знаешь, — вырвалось у Раджала, — что я видел, как повесили моего отца?
— Как? — прошептал Джем, и сердце у него болезненно сжалось.
— Сказали, что он украл какого-то мальчишку, мальчишку-калеку, который жил в Ирионе.
— Калеку?
— Говорили, что он чокнутый — наверное, так и было. Но я его хорошо запомнил! Я стоял далеко, но этого мальчишку вывели на эшафот в тот день, и он там стоял, пока людям рассказывали ложь про моего отца...
— Радж, это было... Это был... Но я...
Снова залп, еще один...
— Нова, я видел, как этот мальчишка стоял там и смотрел! Он смотрел даже тогда, когда у отца из-под ног выбили табуретку. И тогда я подумал, что все эджландцы одинаковые, что вы все похожи на этого чокнутого калеку. У вас на глазах происходят страшные, ужасные события, а вам хоть бы хны!
— Не надо, Радж, не все мы такие...
Больше он ничего не успел сказать. Как раз в это самое время в сторону ворот устремилась изящная карета, из которой доносились истеричные крики. Кричала женщина:
— Отпустите меня! Убирайтесь! Кучер, кучер, остановите карету!
— О моя милая!
— Капитан...
— Пойдемте...
В грозовом небе играли разноцветные огни, и от них струи дождя становились разноцветными, светящимися. Карета легко мчалась по улицам. Капитан набросился на Кату.
— Но как же... бал? — беспомощно проговорила она. — Мы... не туда едем...
Капитан покрывал ее губы горячими поцелуями.
— Бал? Игрушки для заскучавших детишек! Позволь, милая, я еще поцелую тебя...
Но нет, поцелуев капитану было мало. Дрожа от нетерпения, он тискал колени Каты, пытался задрать юбку... О, но он был так хорош собой...
— Куда вы меня везете?
— Куда же еще, моя милая, как не в любовное гнездышко?
— Вы делаете мне больно...
— Никогда! О святая невинность! У тебя еще никогда не было любовника? Если тебе и будет больно, то совсем немножко. Прольется чуть-чуть крови... но зато потом ты ощутишь божественный экстаз!
«Значит, все правда — правда все, что говорила тетя Влада!»
«Это испытание. Провалишься — и станешь шлюхой».
Ката стала отбиваться. Она царапалась, кусалась, брыкалась, кричала. Она уже была готова выпрыгнуть из кареты, оставив в ней окровавленного капитана.
Но тут послышался звон разбитого стекла.
— Вот проклятие! Фонарь кто-то разбил! — выругался кучер. Завязалась драка — кто-то напал на кучера. Карета съехала с мостовой.