КНЯЗЬ: Русский рок построен на русских текстах. От этого ведь никуда не денешься. А если приближаться к эстетике западной музыки и западного саунда — тогда необходим английский язык. Но мы нашли выход из этой ситуации. Хотя Горшок продолжает утверждать, что для него критерием является английский. Даже несмотря на то, что для него песни на мои стихи — находка всей жизни.
Панки проявили свой пофигизм даже в определении года основания группы. Во всех источниках официально значится 1988 год. Но Князев, сбивая карты, утверждает, что Горшок, придумавший группу в школьные годы, позиционирует ее только с того момента, как встретился с ним. То есть с 1989 года. Но, чтобы все было по-честному, отметим, что группа сформировалась в 1988 году, а обрела свое истинное лицо лишь в 1989-м.
Прежде тексты в «Конторе» пытались писать и Горшок, и Балу — но всё не то. У Горшка получались какие-то социальные тексты. А те, что без социальщины, — те с суицидальностью. Поэтому на все стихи, что приносил ему Князев, стал писать музыку: «Покойник», «Старая церковь», «Пьянка» (спустя годы попавшая в альбом «Жаль, нет ружья»). Писали-писали, да напридумывали на целый альбом. А что делать с таким количеством песен? Конечно записывать. В акустике. У Горшка родители уехали на дачу. Поэтому на какое-то время вполне можно было переместиться к Горшку домой и, питаясь исключительно макаронами, записывать альбом. А по ночам играли в «Заколдованную страну» — страсть к мистике была уже тогда. Князеву вообще все это близко. Он тогда еще практически не видел фильмов ужасов. И думал, что страшные завораживающие истории могут пробудить в человеке какие-то особые качества. Что они настраивают людей на другую волну, в которой больше осознается ценность людей, с которыми общаешься. Впрочем, детско-юношеские стихи все же были не столько мистикосказочными, сколько про жизнь и любовь. А Горшок акцентировал свое внимание именно на мистической теме стихов Князя. Это была та часть, которую и Андрей больше всего любил. Как-то раз он написал песню про Иисуса Христа — и текст, и музыку, принес ее в группу, но ее не приняли. Потому что в ту пору музыкально доминировал Горшок. А за Князевым был приоритет в стихосложении.
КНЯЗЬ: Первой песней, которая мне тогда казалась, была песня про Голгофу. Был уверен, что всем понравится, поэтому обязательно должна увидеть свет. Я дате предлагал ее в «Контору», но почему-то никто особо на нее не повелся… Наверное, потому, что я тогда еще не воспринимался как композитор.
Еще бы — в музыкальном плане безусловным авторитетом был Горшок, и этот авторитет признавал и Князь.
В училище их ненавидели многие учителя. Да и как можно любить студентов, которые на уроках занимаются тем, что рисуют карикатуры и пишут пошлые стишки. Князева пытались пересадить на первую парту. Ничего не вышло. Он продолжал безумствовать, рисовать и писать. И учился всего по четыре недели в год, поскольку все то, что выходило за рамки «неделя до окончания четверти», его не интересовало. «На хрена мне география или история, если я художник», — думал Князев. И писал сочинения на тему «С какой стати я должен доверять вам свои мысли, о учитель». Горшок был более сговорчив. Считался с учителями. И учился хорошо.
ГОРШОК: Я офигел от того, что он делал на уроках. Сижу с ним, у меня разные тетрадки — а у него одна, по всем предметам. И он там ничего не пишет, а только рисует. Вижу — знакомые рожи. То друзей нарисует, то учителя, который трахает собаку. Об отметках его и говорить нечего. Он рисовал комиксы. Мне было очень весело сидеть с ним. Я так ржал! Он курил и пил в туалете спирт. А я курил, но занимался боксом.
Они работали вместе. Выгоняли отовсюду их тоже вместе. За то, что бездельничали. В действительности использовали любую возможность, чтобы поразмышлять о творческих делах. Как назло, объекты попадались скучные и неинтересные. Но как раз по разряду Горшка и Князя — шпаклевать потолки, белить и красить хотели все ответственные за разные городские здания. Свой след кисти Горшка и Князя оставили в женском туалете Инженерного замка и в музее Крупской. Правда, работа так и осталась невыполненной — из-за предпочтения музыки малярному искусству. Им не повезло и в Мусоргском училище: и не докрасили, и не нашли ни одного рок-музыканта — попадались одни ботаники.
А потом однокурсник Дима Рябченко по кличке Рябчик замолвил за Мишу и Андрея словечко в Эрмитаже. «Ребята ненапряжные, работают, не воруют». Сказано — сделано. И это было лучшее, что можно было придумать.
КНЯЗЬ: Мы были в подвалах Эрмитажа, в которые ни один турист не попадет. Они состоят из узких коридоров. Если бы на протяжении всей территории не было мастерских, было бы вполне реально заблудиться. Там мы играли в «Убийцу Мэйсона». Мы с Рябчиком были жертвами, а Горшок — убийцей Мэйсоном, Мы настолько въезжали в игру, что, когда Горшок появлялся из-за угла, действительно его панически боялись. А он тупо болтался по подвалу и пугал нас. В конце концов, когда мы решили преодолеть свой страх, «закололи» его деревянными палками.
Эрмитаж выделил друзьям шестикомнатную квартиру. Но жил там один Миша. Впрочем, Андрей тоже пытался туда вселиться. Даже разрисовал стены елками и березками. Но все же он, как юноша домашний, предпочитал жить у родителей. Тем не менее эрмитажная квартира была оборудована, и в одной комнате даже стоял аппарат. Но все превратилось в бомжатник. Начинающие музыканты не могли, как Stooges, жить в одном доме. Когда панковская жизнь в квартире от количества пьянок и шумных вечеринок перешла пределы разумного, друзей оттуда попросили. Однако почти год история группы «Король и Шут» развивалась именно там. И именно в таком составе: Горшок, Князь, Балу, Поручик и Рябчик. Рябчик — человек удивительный. Какое-то время в группе он значился клавишником. Впрочем, клавиш у них никогда не было. Но он был своим и вместе со всеми продвигал идеи группы. С самого начала верил в «Короля и Шута» и считал группу гениальной. Ему даже хотели купить клавиши. Но денег не было, так и не купили. Тогда предложили место басиста.
КНЯЗЬ: Однажды я пришел и сказал, что на басу больше не играю. И отдал бас Рябчику. Сказал, что буду его учить играть, а сам стану вторым вокалистом. Горшок не очень этому обрадовался. Но никогда не шел вопреки моим желаниям — не мог меня заставить делать то, что я не хочу. Пытался меня переубедить, ничего не вышло.
У Князя был тонкий смешной фальцет, и им он подпевал Горшку. Горшка же вполне устраивала ситуация, когда вокалист был один — он. Стихи писать — это не на сцене стоять. Не в том смысле, что проще. Просто жанр другой. Но Князь точно знал: если ему придется постоянно ходить на репетиции, он лишится свободы. А какой поэт без свободы? Нет, не Пушкин и не Лермонтов. Просто не будет времени сосредоточиться на стихах.
Эталоном для молодых и целеустремленных стал рок-клуб. Плюс — музыкальная сторона Sex Pistols и Cure. Еще в ту пору было принято любить Depeche Mode. Но поскольку Depeche Mode тогда играли у каждого мажора, именно в социальном плане Горшок и Князь не могли их полюбить. Однако по прошествии времени полюбили их.
КНЯЗЬ: Я все время группу позиционировал больше как что-то из позднего Beatles. Мне интереснее система равноправных творческих партнеров. Где у руля были два человека, и два человека создавали произведения — Джон Леннон и Пол Маккартни. Горшка всегда интересовала система Depeche Mode, с фронтменом Дэвидом Гааном и Мартином Гором на задворках. А мне это неинтересно. Несмотря на то что я не так сильно, как Горшок, работал над своим имиджем и у меня не такие внешние данные, я не могу так активно и энергично атаковать публику, тем не менее у меня развивающийся артистический потенциал. И задний план меня совершенно не интересовал.