"Я буду жить", — кричал он — "Вечно!
Вечно, будешь писать ты про меня
Ты будешь мне служить вечно, вечно!
Как не ушел я от огня!
8.
Зловещий кузен
(А Князев)
Вокруг догорающей свечки кружили мотыльки,
В ту брачную ночь у невесты прорезались клыки.
Отец был просто в шоке,
жених был вусмерть пьяный.
И лишь кузен, ее погрязший, гад, в пороке
Все улыбался, окаянный:
"Обожаю я гулять,
Обожаю я гулять
И шею нежную кусать.
Нету для меня преград,
Нету для меня преград.
Каждой жертве очень рад!
Хочу туда, хочу сюда
И кровь моя еда!
Невеста стонала от муки, отец рассвирепел.
Сломал он племяннику руки, а ноги не сумел.
Затем велел остаться с невестой мать и тещу,
Схватив за шиворот зловещего мерзавца
Увел в осиновую рощу.
"Обожаю я гулять,
Обожаю я гулять
И шею нежную кусать.
Нету для меня преград,
Нету для меня преград.
Каждой жертве очень рад!
Хочу туда, хочу сюда
И кровь моя еда!
Не знал мужик, каким путем от гада избавляться
Ударил по носу локтем — мерзавец стал смеяться
Его к осине привязал,
но тот был слишком ловкий.
"Болван!" — папаше он сказал и вылез из веревки.
К утру мужик пришел домой, принес клыки злодея
Бить зубы было не впервой — хорошая идея.
9.
Ответ — лютая месть
(М. Горшенев, А. Князев)
Опять ночь без сна,
В окно смотрит луна.
Наверное, знает она,
Отчего, так мучают кошмары!..
Опять слышу я
Сухой треск огня.
И жена кричит моя,
Год назад сгоревшая в кровати.
Внизу мой сосед,
Его слышен бред.
Там, в подвале, потухший свет,
Стал причиной очень странной смерти!..
Муж рассерженный отомстит,
Они честные люди, их Бог простит.
Ревность — это беда, а измена — ерунда!
Так устроен наш белый свет:
Там, где двое, для третьего места нет.
Только в стенах моих нету места
Для этих двоих!
Луна. Ты не спишь.
За мной ты следишь.
То, что слышу я, ты услышь!
Уничтожь, прошу, все эти звуки!
Муж рассерженный отомстит,
Они честные люди, их Бог простит.
Ревность — это беда, а измена — ерунда!
Так устроен наш белый свет:
Там, где двое, для третьего места нет.
Только в стенах моих нету места
Для этих двоих!
Вот мой ответ — лютая месть!
В доме их нет, но крики их есть!
10.
Рогатый
(А. Князев)
Бледный вид, безмолвные уста,
Тяжелый камень рядом —
Кто-то замер на краю моста,
С тупым и мрачным взглядом.
Там внизу купается луна
И шапка тоже там видна,
На голову его натянута она…
В это время из ночного леса
Вышел сельский парень.
Увидал он мужика и камень,
Мужика и камень.
"Здравствуй, дядя,
На тебя я глядя
Не могу понять,
Для чего в ночи
На мосту стоять".
"Не мешай мне, парень!" —
Незнакомец отвечал.
И дрожащею рукою
К своей шапке молча прикоснулся
"Дуй своей дорогой,
Не тревожь мою печаль!
Путь завершен.
Я, увы, жестоко обманулся!"
"Неужели ты решил сегодня
Утопиться, утопиться?
Не страшит тебя в реке
Холодная водица, водица?
Что такое значит "обмануться",
Просвети меня!
Хочу узнать об этом я!"
"Что ж, смотри!" — воскликнул незнакомец,
Бросив шапку в реку. —
"Разве можно жить как я такому
В мире человеку?!"
"Что за фокусы?!" — воскликнул парень.
И попятился назад,
В козлиные рога
Его вонзился взгляд.
"Не мешай мне, парень!" —
Незнакомец отвечал.
И дрожащею рукою
К своей шапке молча прикоснулся
"Дуй своей дорогой,
Не тревожь мою печаль!
Путь завершен.
Я, увы, жестоко обманулся!"
11.
Двухголовый отпрыск
(М. Горшенев, А. Князев)
Тощий месяц по небу плывет,
Дед в огороде самогонку пьет.
Мысли гложут его —
Вспомнил он сынка своего.
С младенцем им, увы, не повезло —
Родился двухголовым, как назло.
Жена сына взяла
И в лес его унесла.
Ах, зачем позволил жене,
Погубить такого младенца!?
Был бы парень умнее вдвойне,
На радость мне.
Кричала баба: "Твой пацан — урод,
Что подумает о нас народ!?"
Тут дед слезу уронил.
Выпил, снова налил.
Ах, зачем позволил жене,
Погубить такого младенца!?
Был бы парень умнее вдвойне,
На радость мне.
Старуху начал он свою бранить,
Затем приспичило ему отлить.
Грозно дед смотрел на свои
Две больших, мощных струи…
Ах, зачем позволил жене,
Погубить такого младенца!?
Был бы парень умнее вдвойне,
На радость мне.
12.
Два монаха в одну ночь
(М. Горшенев, А Князев)
В ночи ветер завыл и дождь сильный был
В дверь постучали — я тут же открыл!
А там, на улице был монах промокший
И весь продрогший и я его впустил.
Его я усадил за стол и он молчал
Ему чаю я налил, но снова кто-то постучал
Тот же монах за дверью стоял
И на меня глаза он поднял:
"На ночь приюти — сбился я с пути".
Но тут сказал ему я: "Взгляни на себя,
Кто ты такой, чтоб дурачить меня?"
А он мне говорил: "Меня ты знаешь,
Я прошлой ночью к тебе заходил".
Я дверь с улыбкой закрыл — войти ему не дал:
"Меня ты не удивил и не такое я видал!"
В дом я вернулся и обалдел —
Там с кружкой чая гость мой сидел.
Его увидел я и рядом с ним себя.