Шаги неспешно удаляются, а в месте с ними стихает и шорох в камере. Люцифер, чувствуя, как внутри все трепещет от объявшего его панического ужаса, замирает. Взгляд скользит по стенам, прямо на его глазах исписанных невидимой рукой. Стены расцарапаны, разрисованы, исписаны огромными кривыми буквами, складывающимися в кривые слова на сотнях, тысячах языков.
— Кажется, кто-то пересмотрел кинофильмов, — бормочет он, ощупывая шершавую поверхность двери ладонями.
Чуть надавив на неё, приводит в движение запорный механизм. Слишком много времени он провёл с людьми, слишком сильны стали в нём человеческие чувства. И это начинает его одновременно пугать и нервировать. В коридоре между камерами пусто и сумрачно. Туман вьется над пустынями Ада, поглощая звуки и свет. Люцифер осматривается по сторонам, ища того, кто некоторое время назад был тут.
— Эй! Кто здесь?!
Тишина не отзывается. Тишина проглатывает его крик, сыто урча. Где-то поблизости раздается чуть слышное мычание. Люцифер усердно вертит головой, пытаясь определить источник звука. Кажется, это за соседними дверьми. Любопытство и страх вновь оказаться в ловушке чужих кошмаров борются внутри, заставляя сомневаться в своих действиях. Дьявол впервые чувствует себя в своей обители словно незваный гость. Делая осторожный шаг, толкает рукой очередную дверь темницы, за которой только вина, боль и отчаяние. Сколько еще дверей ему предстоит пройти, чтобы хотя бы на шаг приблизиться к разгадке происходящего в Аду?
***
В клубе пусто. С тех пор как Люцифер покинул землю, шумные вечеринки медленно сошли на нет. Беатрис, оглаживая тонкими загорелыми пальчиками крышку рояля, думает о матери. Хлоя с каждым днём все дольше задерживается в церкви, взывая в своих молитвах то к Богу, то к Дьяволу. Она по прежнему верит, что он вернётся.
— Мисс Деккер? Что-то будете? — уточняет всё еще находящийся за стойкой Рикардо, хотя рабочий день, если его таковым можно назвать, окончился.
Мужчина неспешно протирает высокие коктейльные стаканы, наблюдая за владелицей LUX. Девушка медленно усаживается на высокий стул, блуждая взглядом по все так же светящейся желтым светом барной стойке. Этот тёплый электрический свет рождает в ней приятные воспоминания. Дьявол никогда не лжет… Ее машина, которую он подарил по случаю собственного благодушия, стоит внизу, на закрытой парковке. Вместе с стареньким «Корветтом», за руль которого она так и не решилась сесть.
— Да, Рикардо, двойной виски. Со льдом.
Мужчина немного удивленно вскидывает бровь, но выполняет заказ своей начальницы. В отмытый до блеска широкий стакан течёт чуть светящаяся в свете ламп коричневато-янтарная жидкость. Беатрис молчит, наблюдая за тем, как кубики льда с треском оказываются на его дне. Сегодня она непременно поговорит с матерью. Еще раз. Сколько можно ждать чуда? Сколько можно ждать того, кто просто исчез однажды, не говоря ни слова? Видеть, как с каждым днем мать стареет все сильнее, изводя себя ненужными переживаниями у нее нет сил. Сколько бы Хлоя не молилась, сколько бы не угрожала Богу, сколько бы не обещала — Он не слышит её. И раньше не слышал. Никого. Ему никогда не было дела до тех, кто остался на земле.
— Рикардо, ты веришь в Бога? — вдруг интересуется Беатрис, делая большой глоток из своего стакана.
Так элегантно, как у бывшего владельца, у нее не получается, но бармену откровенно наплевать, ведь Люцифер Морнингстар для него такая же мифическая фигура, как и король Артур. Он пожимает плечами, словно ища ответ, а найдя, не решается его озвучить.
— Не знаю, мисс Деккер. Раньше верил. Когда был ребенком. Но ведь все дети во что-то верят…
— А в Сатану веришь? Говорят, что бывший владелец был ни кем иным, как самим Люцифером!
Рикардо еще с секунду изучает взглядом девушку. Затем отвечает так, как думает.
— Я не знаю, кем был бывший владелец. Я его и не видел ни разу. А на счет Сатаны… Если Бога нет, то разве может существовать без него Дьявол?
— Интересная мысль.
— Моя покойная жена верила в Рай и Ад. Истово, ведь мы протестанты были, по крайней мере я. Затем эта болезнь… И на пороге своей жизни она мне сказала одну вещь: никто не имеет права решать за меня, как мне прожить и как умереть.
— Что она этим хотела сказать?
— Наверное, то, что она устала думать, что её жизнь, как и смерть, зависят от кого-то могущественного, восседающего на троне в небесах. В конце концов, сколько бы она Ему не молилась, результатов это не дало.
— Возможно, мы просто не видим Его ответы?
— Если это так, то возможно, что их вовсе нет. Нет ни ответов, ни богов. А все это… Рай и Ад — лишь наши жалкие попытки выдумать себе оправдания поступкам. Ну, что-то вроде: сделал плохо, значит виноват Дьявол, сделал хорошо — Ангелы божии наставили на путь истинный. Слишком все просто и сложно одновременно. Будто у нас тут нет выбора вовсе.
— А если есть, но он ведёт в Ад? Или Рай? Или еще куда-нибудь на Плутон?
— Знаете, мисс Деккер, мой Ад со мной всегда. С того дня, как умерла моя жена. И я виню только себя в том, что не заметил течения болезни раньше… Так тогда у меня вопрос — а зачем мне Бог, если и Рай, и Ад я создаю своими руками? И наказываю за проступки себя сам, а не какой-то там выдуманный мужик с вилами и рогами. Мой Дьявол — это моя совесть.
Беатрис хмыкает, допивая виски. За спиной раздаются знакомые шаги. Хлоя торопливой походкой считает расстояние от входа до барной стойки.
— Беатрис?
— Мама…
— С утра и уже пьешь? Кого-то это мне напоминает.
— Да-да… Но я знаю меру. Где была?
— Как и каждое воскресенье. Никто не приходил?
— Если ты о Люцифере, то совершенно точно его не было, — салютуя опустевшим стаканом, отзывается Беатрис. На сердце тяжело лежит груз сомнений.
========== Круг Седьмой. ==========
***
Гулким эхом в тишине коридоров Ада раздаются шаги. Пепел и перья Ангелов опадают с небес, долетая до самых глубин Преисподней, устилая пустые камеры и тронный зал толстым ковром. Он больше никуда не спешит. Осталось разрушить последнюю стену, и мир навсегда забудет, что значит жить по воле богов. Люди обретут свободу.
… Сошел ли я с ума? Хороший вопрос… Физическая боль может свести с ума, и это неоспоримый факт. Но когда именно это произошло? В моем давнем прошлом или моем бесконечно страшном настоящем? Свела ли меня с ума боль физическая или всё-таки виной тому проклятье Божье, или, быть может, моя собственная слабость, или сотни других причин? А может, так было всегда, с самого начала времён? Ведь как ни крути, в моих венах течет Его кровь, а целостностью рассудка Он не может похвалиться. Да, я не рожден сыном Его, подобно Михаилу, Люциферу и прочему высокородному обществу. Но я — сын Адама, плоть от плоти Его, по образу и подобию сотворён. Дитя инцеста, а значит — изначально греховен, и мое проклятие в том, что я первый в роду своём. Первый во многом… Века, тысячелетия я бродил по земле и видел, как первые люди сотворяли новых богов, как эти боги начинали свою жизнь и как заканчивали, как им поклонялись и как про них забывали… Одним больше, одним меньше — не имеет никакого значения, потому что дух человеческого рода окреп. И сейчас, на рубеже тысячелетий, я вижу, что в силу свою вступают новые, могущественные боги: Наука и Технология. Им нет нужды в поклонении, ведь созданы они лишь любопытством человека, а значит, будут жить, пока жив род людской. За что, кстати, спасибо Люциферу. Если бы не его выходка назло Отцу с яблочком от древа познаний, не обзавелся бы род людской привычкой совать во все дела свой любопытный нос. Итак, сошел ли я с ума? Или всегда был сумасшедшим?.