— Удивительно, сколько бы я этим не занимался, всегда поражает тот факт, что душа пытается сохранить память о собственном теле. Даже воссоздает в точности нервную систему. А значит, и боль… Каин, разве не великолепно отлажен твой организм, что ты чувствуешь каждое мое движение?
Люцифер, повертев в руках влажный, красновато-розовый кусок мяса, бросает его рядом с Каином.
— Знаешь, я даже рад, что ты ничего мне ответить не можешь, — раздавив каблуком туфли вырванный язык, Люцифер еще мгновение наблюдает за своей жертвой.
Каин не может умереть, хоть и старательно пытается. По камере мокрыми лоскутами разбросана золотистая кожа, тугие узлы мышц, сорванных с костей, клочья темных с сединой волос. Люцифер склоняется к медленно приходящему в себя, задыхающемуся в собственной крови Каину и шепчет:
— Ты заперт тут… Навечно.
Как только дверь за спиной Властителя закрывается, Каин слабо всхлипывает, открывая глаза. Блаженная передышка продлится недолго. Ровно столько, чтобы он успел сойти с ума от страха предстоящей боли.
***
В комнате легкий полумрак. Желтым светом горит привычная уже глазу подсветка. Хлоя запахивает тонкий шелковый халат поплотнее, наливая в высокий хрустальный фужер золотистое, пахнущее солнцем и фруктами вино. Люцифер обещал закончить с делами как можно скорее, но его до сих пор нет. Что могло его так задержать?
Знакомый шелест за спиной заставляет женщину оглянуться. Люцифер, словно сошедший с обложки глянцевого журнала мод, стоит посреди комнаты с бутылкой бурбона в одной руке и стаканом в другой.
— О, я вижу, ты начала без меня, — игриво улыбаясь, он наполняет свою емкость.
Хлоя тепло улыбается в ответ, и делая шаг навстречу, принюхивается.
— Чем это от тебя пахнет? Такое впечатление, что ты побывал на скотобойне.
— Что-то в этом роде, дорогая Хлоя. Что-то в этом роде, но тебе не о чем беспокоиться, поверь мне, — Люцифер, обняв женщину за плечи, намеревается провести всю оставшуюся жизнь в этом мягком, словно волны на пляже, ощущении.
Он пытается подобрать подходящее определение чувству, родившемуся в глубине души. Оно теплое, укутывающее и приводящее его в моральный экстаз. Каждый раз, когда он видит детектива Хлою Деккер, это чувство посещает его. И он знает, что счастлив.
— Надеюсь, сегодня мы сможем провести вечер один на один? — с надеждой интересуется Хлоя, Люцифер кивает, отпивая из своего стакана.
Сегодня, как никогда за долгие годы он чувствует время. И оно торопится, спешит сквозь него. Сквозь заметно сдавшую женщину в его руках.
— Как Беатрис?
— Ооо, эта несносная дамочка, благодаря тебе, между прочим, возомнила себя совершенно независимой! — смеется Хлоя, утыкаясь в такое знакомое, крепкое и теплое плечо Люцифера.
Странно сидеть с ним спустя годы вот так на диване в гостиной и обсуждать уже ставшую достаточно самостоятельной дочь. Когда-то Люцифер звал ее детёнышем, исчадием… Сейчас же Трикси было не узнать. От нескладного бунтующего подростка в ней не осталось ничего. Хлоя с тоской вспоминала кажущееся совсем недавним прошлое, ловя себя на мысли, что скучает по нему.
— Что ж, у вас это один из этапов взросления…
— Люци… Скажи, а ты думал о том, что будет дальше? — интересуется вдруг Хлоя, заглядывая ему в темные, почти черные глаза; на миг что-то мелькает в них, и тут же гаснет.
— Каждую минуту, детектив… — повинуясь странному порыву, он вновь зовет ее детективом, хотя все это в прошлом.
Притягивая к себе, целует в начавший седеть висок. Лгать Дьявол не умеет, но профессионально молчит. А молчит он о своих страхах, и они не кажутся ему такими уж незначительными. Время — это то, чего у смертных так мало, и сейчас он в полной мере ощущает его течение. Хлоя, услышав из таких знакомых, четко очерченных губ давно забытое «детектив», улыбается. Тянется к совершенно не изменившемуся за эти годы Люциферу, чтобы поцеловать, но в последний миг останавливается. Гордые губы мужчины, изогнутые, словно лук купидона, кривятся.
— Что такое? — не понимает она.
Вместо ответа Люцифер мягко проводит ухоженными пальцами по шёлку халата на ее спине, настойчиво обнажая гладкое плечо.
— Всё хорошо, — отзывается шепотом Дьявол, покрывая горячими поцелуями ее кошачьи скулы — в свое время они сводили его с ума сильнее, чем кокаин.
Время останавливается, будто неугомонный братец Аменадиель решает воспользоваться своим даром. Люцифер осторожно подминает под себя всё ещё соблазнительное, пахнущее белыми фрезиями, тело женщины. У них впереди еще множество дней и ночей вместе, и пока рано волноваться об исходе. Но он не может не волноваться: упоминание о Трикси беспокоит его ничуть не меньше. Юная мисс Деккер, вкусив все прелести студенческой жизни, появляется все реже и реже, занятая своими делами. Это несколько огорчает, ведь в его воспоминаниях они всё ещё играют в Монополию на реальные деньги, сидя на ковре в гостиной дома.
Когда Хлоя, утомленная ласками, засыпает, Люцифер поднимается с постели, вновь наполняет стакан бурбоном и подходит к огромному панорамному окну. Лос-Анджелес переливается всеми огнями, подмигивая ему глазами-светофорами. Что-то в этом есть завораживающее. Он вспоминает свой самый первый день на Земле и тяжело вздыхает. Для него время никогда не было проблемой. В какой-то миг он ловит себя на мысли, что уже слышал подобные рассуждения: все, кого я любил, и кто любил меня — умирали. В воспоминания вползает архаичная, забытая тень. Кстати, о тенях. Уже почти год он не слышит вестей от Мейзикин. Конечно, время в Аду и на земле тянется с разной скоростью, но иногда Люциферу кажется, будто это ложь, которую выдумали специально, чтобы успокоить себя, люди. Иногда ему кажется, что Ада нет, а есть сплошной замкнутый круг.
Если бы Линда Мартин была жива, она, возможно, посоветовала ему что-то на первый взгляд абсолютно безумное. Смогла бы разобраться в его чувствах. С другой стороны, ничто не мешает ему отправиться в Лимб, пока она не успела пройти распределение к новой жизни, и пока она еще помнит его. Люцифер жадно хватается за эту мысль, не замечая, как допивает до дна бутылку «Old Crow».
========== Круг Второй. ==========
***
Боль застилает глаза, чугунным шаром прокатывается от виска к виску, ломая кости, давя мозг. Она невыносима. Крик царапает горло, но этого мало, слишком мало, чтобы выпустить на волю всю черноту, что скопилась под тлеющей оболочкой. Стальной трензель рвёт иссеченные в кровь губы, разрывает тонкую чувствительную поверхность щек, выбивает ноющие зубы. Каин чувствует, как по щекам катятся жгучие слёзы, разрезая воспаленную плоть. Когда-нибудь, однажды, рано или поздно все это закончится. Так ему хочется думать в коротких перерывах между пытками, но думать он может только о боли. Где-то слева стоит его палач — красивая, жестокая Мейзикин. В ее руках пытка превращается в искусство, и Каин невольно отмечает её мастерство.
— Мейз… Остановись… — шепчет Каин, падая на колени.
Даже в этом есть пытка, ибо кожа содрана и валяется пустыми чулком на окровавленном полу. Каждое движение отзывается агонией умирающего и вновь воскресающего тела. А есть ли тело? Кажется, Люцифер в свой последний визит что-то говорил о душе, что пытается воссоздать свою оболочку. Или ему только кажется, что говорил? И был ли вообще Люцифер? Мейзикин усмехается, осматривая результат своей работы. Тело Каина скрипит, стонет, хрустит в ее руках.
— Каин… Как тебя звали во времена Римского Легиона? — вдруг интересуется Мейзикин, припоминая виденную ей по интернету картинку.
Кровавый орел. Стоит испробовать… Поудобнее перехватив клинок, она, не слушая криков жертвы, рассекает ребра на спине Каина вдоль позвоночника. Кости с хрустом ломаются, обнажая розовые вздрагивающие лёгкие. Немного медлит, наблюдая за тем, как трепещут эти меха. И продолжает, ворча что-то себе под нос.