На секунду (вот ведь проклятые человеческие определения!) он ощущает причину ее страха. И понимает, что сам испытывает его безотчетно большое количество времени.
— Почему Бог не спас его? Моего папу? Почему, Люцифер, Бог не любит людей?
— Эм… Трикси… Беатрис, давай вернемся в машину?
— Ты можешь ответить? — вопрос Беатрис звучит, как контрольный выстрел, Люцифер судорожно пытается подобрать ответ.
— Давным-давно, так давно, что тебе никогда не обозреть этого промежутка времени, на заре вашего человечества я вступил в конфликт с Отцом. Из-за вас. Он утверждал, что люди — его наилучшие творения. И самые любимые. Тогда я уверовал в его слова и… Возненавидел всех вас. Но время шло. И вы менялись, теряя ту божественную частицу, или силу, которой он всех вас наградил, обойдя ангелов. Вы все становились чем-то более… Возвышенным, что ли. Более оригинальным. Переставали быть Его копией, Его образом и подобием…
— При чем тут экскурс в сотворение мира? Объясни, почему Бог так жесток к нам? Почему он отмерил тебе бессмертие и неуязвимость, а нам — страдания?
Люцифер замолкает, разглядывая памятник на соседнем участке. И еще один. И еще… Бескрайнее кладбище буквально уставлено небольшими квадратиками с округлыми спинками, и куда не кинь взор — всюду чьи-то истлевшие тела. Чья-то окончившаяся жизнь. Зря он приехал на кладбище. Зря согласился привезти сюда Трикси.
— Я не знаю… — честно сознаётся Люцифер.
Комментарий к Круг Третий.
Люциус Ужаснейший Седьмой — персонаж мультфильма «Джимми Кулл» — аналог Дьявола. Небольшого роста и с отвратительным характером. Главная цель жизни — сделать существование своего народа как можно более унылым. Этой цели добивается различными способами: с помощью продукции своей фабрики, принятия различных законов и даже изменения погоды. Власть Люциуса безгранична. Обожает лесть во всех её проявлениях.
========== Круг Четвёртый. ==========
***
Мейзикин хмурится. Время в Аду всегда идёт одинаково, не разделяясь на ночь и день. От того кажется, будто ничего не меняется тут, и время стоит на месте. Пожалуй, это еще один из видов пытки в казематах Ада. Раньше она никогда не задумывалась над этим фактом, но с каждым появлением Люцифера внутри поселяется отчетливое ощущение несправедливости. Он отказался от Престола Ада. Он перестал претендовать на Небесный Престол. И даже тот факт, что он спускается изредка в свою бывшую обитель, ничуть не радует Мейзикин. Сложно радоваться пустоте.
Проходят года или века, а может и тысячелетия с того момента, как она впервые входит в камеру Каина. Вечный силён, и с каждым разом всё сложнее придумать для него подходящую пытку. Мейзикин не любит повторяться, а фантазия уже практически покидает её. Ни один смертный не вынес и трети ее ухищрений, в отличие от Каина. Вот и сейчас он стоит связанный подобно быку на скотобойне и смотрит ей в глаза. Спокойно так, холодно, словно знает наперед каждое ее действие. Когда она берет в руки тонкое, тоньше волоса, лезвие, хищно улыбаясь, зеркальная улыбка начинает играть на его губах сквозь алую кровь.
— Еще не сдаешься? — интересуется она, проводя тончайшим лезвием от широкого костистого запястья мужчины, подцепляя сухожилие, к локтю по внутренней стороне.
— Я не знаю, что ты имеешь ввиду… — шипя от боли сквозь зубы, отвечает он.
Мейзикин рывком отрывает желтоватое сухожилие, натягивая его на рукоять ножа и заставляя запястье Каина дернуться и повиснуть. Вечный стискивает зубы, наблюдая за ней тяжелым, злым взглядом. Странно это. Еще несколько визитов назад он буквально жался в угол камеры при ее появлении, а сейчас вот стоит, чуть ли не улыбаясь. Дразнит её. Ничего, сейчас улыбка сойдёт с его лица…
Мейзикин отирает лезвие о клочок ткани, разглядывая результат своей работы: кожа на ладонях мужчины снята тонким слоем, обнажены сухожилия, кровеносные сосуды и белесые кости. Сухожилия она надрезала и вытянула, полностью лишив Каина возможности шевелить пальцами. То же и на предплечьях. Сейчас Каин похож на клубок ниток, опутанный собственными лоскутами кожи и связок. Но он молчит. Чертов ублюдок не проронил ни звука.
Мейзикин впервые уходит из камеры заключенного с двояким чувством: с каждым нанесенным разрезом, с каждой вырванной мышцей, с каждой йотой боли взгляд Вечного меняется, становится жестче, словно это лишь укрепляет его дух. Он молчит, пока она вскрывает его брюхо, молчит, когда серовато-зеленые потроха кольцами вываливаются на склизкий пол, молчит, когда она набивает его раскаленными камнями и зашивает наспех его собственными сухожилиями. Никому не выдержать подобное, думается Мейзикин. Но только не ему. Почему Вечный молчит? В его взгляде мечется безумство боли, губы искусаны в кровь, но упрямый мерзавец молчит. Через несколько часов она заглянет к нему в камеру и спросит — «почему?»
— Ты задаешь вопрос неверно, — хрипит Каин, отползая в дальний угол.
— Почему ты перестал кричать?
— Мейзикин… Демон… Тебе когда-нибудь было больно? По-настоящему? — усмехается Каин, зажатый между стеной и демоном в женском теле. Довольно привлекательном женском теле. Демоница окидывает Вечного взглядом. Он не боится её, что бы она себе не думала. Он просто оттягивает очередную встречу с болью.
— Ответь мне, пока можешь, — угрожает Мейзикин.
Любопытство никогда не было ее основной чертой, но не в этот раз. Что-то подсказывает ей, что все идёт не правильно.
— Ты получила достаточно удовольствия, причиняя душам людей боль? — поднимаясь на ноги, задает встречный вопрос Каин. Его светлый взгляд разгорается такой лютой ненавистью, что Мейзикин на миг видит перед собой воплощение демона. Лишь на миг. И перед ней вновь предстает всего-лишь человек.
— Да. И мне нравится мучать таких, как ты…
— Таких, как я, тебе еще не доводилось мучать, — отзывается Каин, делая шаг навстречу.
Мейзикин непонимающе хмурится. Откуда в нём столько наглости, чтобы посметь подойти к демону? Она предостерегающе вытаскивает закругленный, похожий на кошачий коготь нож. Каин словно не замечает этого и снова делает шаг в ее сторону преувеличенно медленно. В какую-то секунду она теряется, но быстро берет себя в руки.
— О да, и я выполняю эту работу с особым удовольствием.
— Хмм, значит, ты поймешь меня как никто другой, — вдруг хищно улыбается Каин, нависая над Мейзикин. — Очень скоро ты окажешься на моем месте, демон.
— Ты сошел с ума! Это очевидно… — смеётся, отмахиваясь, Мейзикин. Загнутый нож вонзается под рёбра Вечного, с бульканьем прогрызая себе путь к его кишкам.
— О, нет! Я не сошёл с ума… — хрипит, падая на пол и улыбаясь Каин.
Мейзикин выскакивает из камеры, тщательно запирая за собой замки. Слова Вечного звучат странно, катаясь в ее голове словно шар для бильярда. Боль способна сломить дух. Боль способна сломить психику. Боль может заглушить другую боль. Но в Аду боль направлена лишь на укрощение духа, чтобы преступник пал на колени, призрев на грехи свои. Дух, сломленный болью, взывает к Всевышнему, моля о пощаде. И лишь после этого начинается следующий этап очищения: грешник видит свои самые худшие по его собственному мнению деяния. И переживает их раз за разом. А потом ему показывают то, как могла бы сложиться его жизнь, если бы он не совершил ошибки. И вновь возвращают к проступку. И показывают то, как повлияли его поступки на всех участников, по кругу, пока, наконец, душа не осознает своей вины, смиряясь. И не примет искреннее раскаяние. Лишь после этого Люцифер возвращает душу в Лимб, где ее дальнейшую судьбу на себя берут иные. Но Вечный… Мейзикин ничего не понимает.
***
Она никогда не спит. Не смыкает глаз в Аду, ведь здесь нет ни дня, ни ночи. Только сладкая симфония боли. Крики. Стон. Многоголосый хор грешников. Чего только тут нет и на любой вкус: есть и лжецы, и прелюбодеи, и полные гордыни мешки, и вонючие жирдяи-чревоугодники, и убийцы… Все согласно скрижалей Ветхого Завета. Все согласно решению Всевышнего. Но нет здесь ни котлов с грешниками, ни геены огненной, полыхающей вечным огнем, ни трёхглавого пса Цербера… Нет здесь и девяти кругов, описанных историческими картинами и пьесами.