– Сам от себя, – сообщил я и на всякий случай добавил: – И от имени некоторых высокопоставленных товарищей.
Колпаков вздохнул, и его лицо мгновенно вместо выражения настороженности приобрело оттенок печальной задумчивости.
– Гончаров был хорошим работником, – признал он. – Но исправить уже ничего нельзя.
– Вам нечего бояться…
– Я и не боюсь. Дело не в страхе. Просто на место Сергея Андреевича уже принят другой человек.
Колпаков повернул голову и крикнул:
– Миша! Зайди!
За тоненькой фанерной переборкой его призыв был услышан. Очень скоро в крохотный колпаковский кабинет ввалился здоровенный розовощекий парень. Обладатель розовых щек что-то жевал, и от него не очень приятно пахло дурно сделанной колбасой.
– Это Миша, – представил его Колпаков. – Наш новый грузчик.
Миша смотрел на меня ленивым и бестрепетным взглядом. Вот его-то уж точно не уволят. Не смогут. В случае чего, он упрется и как дважды два покажет, что не имеют права.
– Хороший работник, – дал ему оценку Колпаков. – Справляется.
За что же его увольнять? – как будто хотел спросить он у меня. А может, набег эфэсбэшников оказался для Колпакова всего лишь поводом? Допустим, он давно хотел расстаться с Гончаровым. Причина может быть какая угодно. Вот Мишу этого принять на работу, например. А вакансий нет. Или просто они с Гончаровым не сошлись характерами. Идиот, каких мало. Так отзывался Гончаров о своем бывшем шефе. Значит, отношения у них были – не сахар. И как только подвернулся подходящий случай, Гончарова уволили. Просто вышвырнули. И глупо было бы надеяться, что что-то можно поправить. Гончаров знал об этом сразу, потому и выглядел столь расстроенным. А я убедился только сейчас.
– Очень жаль, – сказал я. – Что ж, извините за беспокойство.
– И вы уж нас извините, – произнес в ответ Колпаков.
Теперь, когда я уже ни на что не претендовал, он явно успокоился и даже его взгляд несколько помягчел.
– Мы ведь не могли ждать, пока там все прояснится с Гончаровым, – объяснил директор. – Нам рабочие руки нужны, а не неприятности.
– Да, конечно, – согласился я, поднимаясь с шаткого табурета.
Необъятный Миша посторонился, освобождая проход к двери. Колпаков вызвался меня проводить. Мы прошли через небольшой и довольно темный торговый зал. Два парня-продавца неспешно обслуживали терпеливых и тихих покупателей. Когда я в сопровождении Колпакова появился в зале, продавцы одновременно замерли и бесцеремонно изучили меня с головы до пят. Неизвестно, за кого они меня приняли.
Демин дожидался меня в машине.
– Ну как? – поинтересовался он.
– Никак.
Демин кивнул, словно и не ожидал услышать иного ответа, и завел двигатель.
– Куда теперь?
– На телевидение, – буркнул я.
– Ты не расстраивайся, Женька, – посоветовал Демин. – И вообще, зачем ты чужие проблемы делаешь своими?
– Это как раз наши проблемы.
– Он сам виноват, – наставительно сказал Демин.
Лично я не был в этом уверен. Но спорить не хотелось.
– Что там с «Телетриумфом»? – спросил я, чтобы сменить тему разговора.
– Завтра должны объявить кандидатов в призеры.
– Сколько номинаций?
– Кажется, восемь.
– Как думаешь, мы хоть в одной будем присутствовать?
Демин глубоко и обиженно вздохнул, так что даже усы у него обвисли.
– Ты издеваешься? – осведомился он. – Лучшая развлекательная программа страны! Самый высокий рейтинг! Рекламодатели выстраиваются в очередь, чтобы только иметь возможность выложить тридцать тысяч баксов за минуту рекламы в нашей программе!
– То-то и оно, – усмехнулся я. – Как бы кому-нибудь наши успехи не показались чрезмерными.
Демин обиженно засопел. Он готов был пойти на конфликт с кем угодно из-за программы, с которой уже успел сродниться.
Прежде чем отправиться на телевидение, мы еще заехали к Демину домой – за видеокассетами. Илья поднялся к себе, я остался в машине. Прямо перед собой, на лавочке, я заметил старика пенсионера. Пенсионер был еще очень даже ничего – крепок на вид и, наверное, деятелен. Из тех, что пишут заметки в местную газету и собирают по подъездам подписи в пользу чего угодно. Старик смотрел на меня, и в его взгляде мне почему-то чудилась затаенная неприязнь. Может, с кем-то меня перепутал?
Вернулся Илья. Сел за руль, завел двигатель.
– Не люблю я его, – сказал неожиданно.
– Кого? – изумился я.
– Мужика вон того на лавочке видишь? Настоящий Кащей.
– Много крови попортил, да?
– Не то слово, Женя. Для него всякий, кто ездит на машине лучше «Запорожца» и не носит штанов пошива местной швейной фабрики, – вор и контра.