— Не твое дело.
Вазак отвернулся. Толстяк боялся, что лицо выдаст его. Иногда он полагал, что оригинальные способы Талела превращали сердца учеников в козий сыр — ноздреватый, пористый, текущий мутной слезой. Тот сыр, чей запах — удовольствие для знатоков, и вонь для большинства. Искусник Талел был неутомим, орудуя страхом и ужасом, ужасом и страхом. Могилы, откуда несся тихий шепот. Мертвецы, желающие тебя. Крысы с лицами родных и близких. Ласки, от которых выворачивало наизнанку. Пытки, которых ждешь, как праздника. И наступала ночь откровения, когда ученики начинали путать страх с доверием, а ужас с блаженством. Все в мире теряло краски, кроме извращений, обернувшихся счастьем. Фундаментом они ложились под заново возведенную башню души ученика. Ты становился некромантом, и обратного пути уже не было.
— Не твое дело, — повторил Вазак.
— А вот я все помню до мелочей, — улыбнулся Амброз. — И не смущаюсь говорить об этом вслух. Н'ганга обращался со мной, как с деревом. Ломал ветки, сдирал кору. Мучил жаждой. Строгал, пилил, рубил топором. Копошился древоточцем в стволе. Долбил клювом дупло за дуплом. Червем грыз мои корни. Не было воспоминания, куда бы не вгрызся Шутник! Он причинял мне боль, и требовал, чтобы я творил чары. «Запоминай! — говорил Н'Ганга. — Запоминай руны и заклинания, пассы и имена! Но в первую очередь запоминай боль и избавление от боли. Восторг, любовь, ненависть. Чувства, которые в тебе. Без них не существует чар…» Знаешь, что он сказал мне однажды?
— Что?
— Вся наша магия — чувственная, сказал он. Это страсть, а может ли страсть быть разумной? Заклинания и пассы — для мага это лишь инструмент. Способ восстановить в душе сложный, уникальный сплав чувств, который в итоге рождает волшебство. Пережить его заново, и сотворить чудо. Магия — искусство выстроить требовательный всплеск души. А все остальное делает кто-то другой…
— Чистая правда, — мимо воли подтвердил Вазак.
— Пробовал ли ты колдовать всухую, без чувственной подкладки?
— Да.
— И как?
— Никак. Слова и знаки теряют власть. Проще носить воду в решете. Но стоит мне вернуть мертвеца к жизни…
— Мертвеца?
— Я говорю о чувствах, испытанных мной в дни ученичества. О чувствах, которые сопровождали мой первый опыт пробуждения трупа, или разверзания могилы…
Толстяк содрогнулся. Так содрогается любовник, изливая семя; так дрожит смертник на эшафоте.
— Мертвец восстает в моем сердце, — подвел итог Вазак. — И каждый пасс вновь наливается силой. Помню, Талел водил нас смотреть мистерии храма Митры. Великого бога представлял Дантон XIV, наследник знаменитой актерской династии. Талел сказал, что все Дантоны вот уже который век свято блюдут канон. Их Митры — идентичны. Костюм, движения; тембр и тон. Паузы, жесты. Количество шагов, сделанных навстречу публике. Это бессмертие, сказал Талел Черный. Копируя форму, Дантоны год за годом пробуждают в себе те чувства, которые испытал Дантон I, воплощая божество. Всякий раз музыка их сердец в точности совпадает с исходным оригиналом. Маги и площадные фигляры — родные братья. Учитесь, пока не поздно. «Так что же? — спросили мы, ученики. — Выходит, руны и заклинания на деле не нужны?» Нужны, ответил Талел, и, клянусь, звук его голоса на миг прервался. Наши знания необходимы, но не достаточны. Без чувств они — ничто. Пустое сотрясение воздуха…
Маги замолчали.
Внизу тяжко колыхалось море. Вверху набухал влагой купол неба. Два человека стояли между небом и морем. «Мы, маги, встречаемся только по делу, — звучало в их молчании, заглушая шум волн. — Ревность. Зависть. Обида. Почему?» Оба знали, что сейчас они разойдутся в разные стороны, и все станет, как раньше. Если небо и море постоянны, отчего же нам ломать устоявшиеся правила?
И все-таки…
— Ты изменился, Амброз, — сказал Вазак. — Ты очень изменился.
— Да, — кивнул Амброз. — И это меня не радует.
— У меня тоже есть вопрос к тебе. Позволишь?
— Спрашивай.
— Ты хочешь, чтобы я сообщал Талелу о наших встречах. Передавал твои слова. Докладывал обо всем. Почему?
— Твой учитель — негодяй, — спокойно ответил королевский маг. — Предатель и интриган. Он способен на любую подлость. Такова его природа, и не мне судить Талела. При этом он мудр и рассудителен. Он умеет впитывать и сопоставлять. Я не повернусь к нему спиной, но я доверю ему делать выводы. А главное, Талел Черный — маг до мозга костей. Если он узнает, что магии, которая в нас, грозит опасность… Пожалуй, он единственный, кто станет действовать со всей необходимой жестокостью. Остальные погрязнут в распрях, спорах и взаимной неприязни. Спрячут головы в песок, отложат решение на потом. Талел — оружие. Я хочу, чтобы оружие было острым.