Как на тот свет отправился, не говорил?
Жаловался, что похоронить нечего. Сгорел. Машину взорвали, что ли...
В ментовке подсказали? — сверкнул глазами Грач.
Я пошел, — равнодушно ответил Крот, поднимаясь.
Ты уж посиди, Леша, — ласково сказал Грач, опуская правую руку под отворот пиджака.
Дурак ты, Петро. И пушку оставь в покое. Уделаю, родная мать не узнает.
Посиди, — повторил Грач, но руку вытащил.
Сижу. Что дальше?
А то, что на крючке я у тебя.
Это точно. Не на крючке, на крюке. Ты, милок, такое сболтнул, что я, как мент, должен немедленно тебя арестовать и доставить пред светлые очи начальника МУРа. Но, как видишь, сижу с тобой и даже пью водку.
Говори, Леша, — посерьезнел Грач.
Со стула не свались, — улыбнулся Крот. — Сказал, будто замочил ты со Скворцом вождя Кузьминского в Гонконге. На девке лежал, на китаянке. И это еще не все, Петро, — приметив, как дернулся Грач, сказал Алексей. — Китаяночка-то эта — девочка Бурята. Имечко забыл. Называл ты, но вот выпало из памяти. Такие дела, Петро.
Не мог я тебе сказать, Леша, — твердо заявил Грач.
В каком кабаке сидел?
Сначала в «Националы» забрел, потом в «Савой»... Встретил кореша...
В «Бегах» я тебя нашел, Петро.
Да? Как же я попал туда?
Ничего ты не помнишь, Петро. Где был, что молол, кого порвать хотел...
Хорошо, если бы и ты все забыл, — помолчав, ответил Грач.
Я давно забыл. Первый год меня знаешь?
Знаю, Леша, знаю. Наш человек. Но ведь и на старуху бывает проруха...
Завязали, Петро, — улыбнулся Крот. — Если бы я болтал обо всем, что слышал и знаю, каждому встреч- ному-поперечному... Где был бы?
На том свете, — ухмыльнулся Грач.
Точно. Будь здоров, Петро!
Поставка русских девушек в публичные дома Востока и Запада давно уже волновала Алексея Петровича. Однажды он даже попытался с одной из них переговорить, но встретил неожиданный отпор. «Куда ты лезешь, хмырь болотный? — скосила на него мутные, видимо, от наркоты, огромные свои глаза девушка. — Сидишь и сиди. А хочешь, пойдем? Пятьсот баксов час». Девушка надолго отвадила Крота от подобных переговоров, но, будучи на Западе, он специально занялся этим вопросом. Сотни девушек ежедневно обивали пороги российских посольств и консульств, добиваясь возвращений на родину, плакали, умоляли, клялись, каялись, но сделать сотрудники посольств ничего не могли. Все они были гражданками других стран, с ними были заключены контракты, выплачены какие- то деньги, они жили по законам тех стран, в которые приехали по собственному желанию. Близко к сердцу принял их беды Алексей Петрович, слушая рассказы, в основном состоявшие из унижений и оскорблений. Были и довольные жизнью: иные удачно вышли замуж, другие завели обеспеченных любовников, третьи ушли в содержанки к богатым немощным старичкам, ублажая угасающую мужскую их страсть широко известными способами.
Крот не знал пока, какими путями удастся ему выйти на девушек, на продавцов живым товаром, на пахана, который руководит переправкой, но чувство азарта уже охватило его, а припомнив видеозапись и озвученные рассказы девушек о своем житье-бытье, дальновидно сделанные им на Западе, он дал<е приостановился. «Эврика!» — воскликнул он про себя.
После трех ударов: неудачи с освобождением генерала Пестова, ужасного крика Клавдии Владимировны на кладбище и появления в газете интервью со следователем Федотовой, которые обрушились на Ларису Ивановну почти одновременно, она несколько растерялась. Особенно потряс ее крик. На мгновение она увидела себя со стороны и внутренне содрогнулась. Не задавал вопросов и Саргачев, лишь после того как проехали некоторое расстояние, осторожно спросил: «Может быть, домой?» — «На службу», — коротко ответила вице-премьер. Саргачев не услышал от женщины ни слез, ни жалоб, но нестерпимое молчание было, пожалуй, хуже любой истерики. Возле подъезда «Белого дома» Лариса Ивановна сказала: «Встретишься с Турецким и потребуешь немедленного прекращения следствия в отношении нас». — «Это невыполнимо». — «Ты же «русский волк», — мрачно усмехнулась женщина и вышла из машины. Уже в своем кабинете она прочла интервью, газета с которым, наряду с другими печатными изданиями, ежедневно подаваемыми ей секретарем, лежала сверху. На первый взгляд ей показалось, что не стоит обращать особого внимания на опубликованную дребедень, теперь печатают и про самого Президента такое, что диву даешься, да и фамилия ее не указана, вот Фишкину не повезло, но он сейчас свободная птица, пусть думает. Однако последующие события заставили вице-премьера насторожиться. Коммерческий банк, с которым была твердая договоренность о кредите с пустячным процентом на социальные нужды, вдруг пошел на попятную. Директор банка что- то мямлил о внезапных срочных выплатах, о долгах, которые ему якобы не перевели, а именно на них-то он и надеялся, что необходимо некоторое время переждать, он ни в коем случае не отказывается от своих слов, но таковы обстоятельства на сегодняшний день... Лариса Ивановна не дослушав положила трубку. Второе обстоятельство касалось уже лично вице-премьера. На днях она должна была лететь в деловую командировку во Францию, но, затребовав у помощника документы для более тщательного изучения командировочных целей, узнала, что поездка отменяется. Официальным поводом явился указ Президента о сокращении поездок аппаратных чиновников за рубеж, но чиновник-то чиновнику — рознь, и если отменяется поездка вице-премьера, то тут дело в ином. Помощник, правда, перечислил большое количество отмененных поездок, в том числе и командировок многих министров, но это было слабым утешением для Ларисы Ивановны.