Грязнов незаметно подошел к столику, за которым сидели Турецкий и Саргачев, негромко кашлянул.
Доброй ночи, господа!
Турецкий поднял глаза, долго смотрел на друга, положил на стол ассигнацию, молча встал и направился к выходу. Саргачев и Грязнов двинулись следом.
Младенец я, что ли? — жаловался Грязнов Валерию. — Ну, погулял, поглядел город, в море искупался. Ведь не пропал!
Саргачев лишь посмеивался. Возле гостиницы сплошными рядами стояли шикарные лимузины.
Слышь, Саня, чего ты? Ну, виноват. Извини, — обратился Слава к Турецкому.
Как дал бы! — замахнулся Александр.
Будет легче — дай, — послушно согласился Слава. — А куда Валера-то отправился?
За машиной пошел, — буркнул Турецкий, уже тем обрадованный, что видит своего друга живым и здоровым.
Грязнов достал фотографию с Вестом и Павловым.
Откуда?
Грязнов время зря не терял. Расскажу — обхохочешься.
Спрячь, — заметив подъезжающую машину, сказал Турецкий.
Понял, Саня.
Утром, сидя в номере Грязнова и слушая его рассказ, Турецкий и в самом деле хохотал до слез. Но и Слава старался, рассказывал с юмором, иной раз и прибавлял для остроты восприятия. «Нисево, нисево, позялюста», — то и дело вставлял он слова китайца Сюя, видя, что это особенно смешит Турецкого.
Все? — спросил Александр, приметив, что Слава начал повторяться.
Вроде все.
Не захотел, значит, Бурят познакомиться со мной...
С «важняками», говорит, не знаюсь.
Монако, Сан-Марино, Марсель... — разглядывая фотографию, проговорил Турецкий. — Места злачные. Сколько они, по-твоему, отхватили?
Много. А еще сколько отхватят! Миллионами пахнет.
Говорил тебе, что Павлов сотрудник ФСБ?
Ты вообще в черном теле меня держишь, — ехидно ответил Грязнов.
Не пришло время.
Сообразил. Хоть и худенькая, а головенка на плечах есть.
Не обижайся, — мягко сказал Турецкий. — У меня тоже одни догадки, подозрения и сомнения. Какие у тебя планы на сегодня?
Никаких.
Богом прошу, оставь все свои сыскные дела!
Приказ?
Если хочешь, приказ.
Бу сделано! — улыбнулся Грязнов. — А у тебя что за планчики?
Саргачев хотел познакомить с неким господином по имени Джек Кан.
Американец?
Полурусский-полукитаец. Крупный мафиози, между прочим.
Чаек не пей. Особенно с терпким запахом, — посоветовал Слава.
Для чего она тебя напоила-то?
Бурят сказал, чтобы не попал в дурную компанию.
Веселый парень Ваня Бурят! — рассмеялся Турецкий.
Философ. У него, брат, своя теория по спасению России. По дороге в гостиницу просвещал.
Вот и Ваня в спасители подался... «Бей белых, пока не покраснеют, и бей красных, пока не побелеют!» Так, что ли?
Примерно. Черных — под корень, жидов — в Израиль, коммуняк — в лагеря!
Мужички землю пашут, император — вор в законе, — продолжил Турецкий.
Все может быть, Саня, — серьезно заметил Грязнов. — Все схвачено. Не успел пернуть — уж донесли!
Да, — припомнил Турецкий. — Обрати внимание на двух «афганцев», что Саргачев подсуропил, — и, отвечая на вопросительный взгляд друга, добавил: — Был разговорчик. Темнит... Ну, я пошел.
Счастливо.
Джек Кан оказался именно таким человеком, каким представился Турецкому после памятного разговора с Саргачевым на Патриарших прудах. Он был высок ростом, сухощав, светловолос, с живыми черными глазами. Принял гостей радушно, с истинно русским размахом, но, памятуя о встрече с господином Би, от крепких напитков Турецкий отказался, пил лишь сухое испанское вино, чем немало удивил хозяина. У Турецкого создалось впечатление, что Кан искренне любит русских, переживает за состояние державы, но твердо верит, что Россия с честью выйдет из равнодушной, страшной по своей сути спячки, придет наконец человек, который выведет страну на путь благоденствия и процветания. «Православие, монархия, народность. Царь нужен матушке-Расее», — не раз повторял Кан.
Турецкий особо не интересовался монархическим движением, но припомнил, что в мае, в день восшествия на престол, будет открыт памятник самодержцу российскому Николаю Второму. «Тряпка! Тупой баран! Пьяница! — взорвался Кан. — Подписать отречение?! Отдать страну на растерзание?! И это царь?! Павел не подписал, умер, но не подписал и тем сохранил монархию! А он был в худшем положении, чем Николай! Кто знает, что с ним вытворяли Пален, Бенигсен, разные там Зубовы?!» Турецкий слушал Джека Кана, а сам с горечью раздумывал о том, как этот человек, по-видимому, действительно по-своему любящий Россию, может в любой момент продать атомную мини-бомбочку, и бомбочка эта рванет не где-нибудь, а в России. Позднее разговор перешел на родословную Кана, и Турецкий узнал, что предки хозяина — обрусевшие немцы, приехавшие из Германии еще во времена. Петра Первого, пра-прапрапредок в царствование Елизаветы получил дворянство, а родословная по линии матери чисто русская, идет от древней дворянской фамилии Матвеевых. Кан показал несколько редких фотографий главнокомандующего Колчака, оригиналы его письменных распоряжений, дневник известного солидариста профессора Гинса, заместителя главнокомандующего. Одним словом, встреча прошла вполне респектабельно, взаимно вежливо, но она ничего не дала Турецкому в смысле непосредственного дела, кроме того, что он своими глазами увидел крупного мафиози.