Зазвонил телефон.
Слушаю.
Здорово! — раздался в трубке голос Славы Грязнова. — Чего не едешь?
Изучаю твои сочинения.
Ну и как?
Наловчился, однако.
А ты думал!
Главное — имена, фамилии в полном порядке. А также национальность. В скобочках. Нигериец, алжирец, вьетнамец... И вдруг гляжу, затесался какой-то сянганец. Из какой он страны, Слава?
Должно быть, из Сянганя, коли сянганец...
Продолжай и дальше в том же духе.
Нет, что ли, таких, сянганцев? — Показалось, что Грязнов слегка обиделся.
Почему же? Есть.
Ну, значит, и порядок!
Для неграмотных объясняю: Сянган — древнее китайское название Гонконга. Население — более семи миллионов. Девяносто восемь процентов — китайцы. Так что твой сянганец наверняка чистокровный китаец.
Во гад! — рассмеялся Грязнов. — То-то, смотрю, не похож он на сянганца! Когда будешь-то?
Накрутил тебе хвост Костя? — хмыкнул Турецкий.
Приезжай, пока жду, а то ведь и один отвалить могу, — не реагируя на тон Александра, продолжал гнуть свою линию Грязнов.
Куда ехать-то? В особняк?
А то куда же? Адресок не забыл? Могу напомнить.
Жди... сянганец, — вздохнул Турецкий и положил трубку.
В кабинет вошла следователь Лилия Федотова. Она, как всегда на службе, была в прокурорской форме с погончиками, но сшитой на заказ, потому и сидела она на женщине прекрасно, не скрывая, а как бы наоборот — подчеркивая стройность фигуры и длинных ног. Разве что юбка коротковата. Лилю нельзя было назвать красивой в классическом понимании этого слова, но какое-то неуловимое обаяние исходило от всего ее облика. Зеленоватые глаза с длинными ресницами, тонкие брови, густые каштановые волосы, матовый цвет лица, круглый подбородок, — казалось бы, ничего особенного — таких девиц немало ошивается возле «Националя», — но представить Лилю среди них было невозможно. От тех за версту несет не то чтобы развратом и похотью, но привычной работой проститутки, за которую хорошо платят. В Лиле чувствовалось настоящее воспитание, а вернее, порода, держащая ее в рамках человека, знающего себе цену. Но Турецкий нутром мужчины, немало повидавшего на своем веку женщин, чуял в Лиле истинную женскую страсть, а потому давно, как говорится, положил на нее глаз.
Что хорошего скажешь, Лилечка?
Подпишите, — она протянула несколько постановлений.
Турецкий мельком просмотрел бумаги, подписал их, приметил газету в руках Лили с портретом вице-премьера Стрельниковой и навострился.
Дай-ка на минуту!
В газете было помещено интервью Ларисы Ивановны, вернувшейся из зарубежной поездки.
Отвечает толково, — пробежав глазами интервью, сказал Турецкий.
Она вообще баба толковая.
Слушай, — хлопнул себя по лбу Александр, — ты же вроде бы работала в этом движении... как его? «Прогрессивные женщины»! А она — его бывший лидер. Так?
Я хорошо знакома с Ларисой Ивановной.
И что скажешь?
Да я, по-моему, все уже сказала. Толковая.
Хорошее знакомство с вице-премьером иногда предполагает ба-альшие возможности...
Предполагает. А я тут при чем?
Мне интересно, почему ты не воспользовалась ими?.. Почему?
Я воспользовалась.
Не понял.
Я напросилась в группу лучшего следователя России Турецкого и получила это место.
Вы мне льстите, мадам, — ухмыльнулся Турецкий.
Нисколечко. Но вы отчего-то покраснели, Александр Борисович? Хотя вроде и не девица.
Я это могу легко доказать, — сорвалось у Турецкого.
Не ожидала, — помолчав, ответила Лиля.
Чего?
Хамства.
Извини, — по-настоящему смутился Александр.
Ничего. Бывает. Потру нос, и все пройдет. Меня мама так учила.
Не вижу сообщения о смерти Кузьминского, — пошелестел газетой Турецкий.
Появится завтра. Для выпуска тиража нужно время, — усмехнулась Федотова. — Да перестаньте переживать, Александр Борисович! Я уже все забыла.
Когда ты по отношению ко мне перейдешь на «ты»? Черт-те что получается! Я — «тыкаю», ты — «выкаешь»! — внезапно вскипел Турецкий.
Когда прикажете.
Да я уж приказывал! И не раз!
Простите, но...
Тьфу! — сплюнул Турецкий. — Пей кофе! — он ткнул пальцем в большую турку. — Остыл, зато крепкий.