Я люблю холодный.
Турецкий встал, прошелся по кабинету, поглядывая на свою помощницу, мелкими глотками пьющую кофе.
Лихую карьеру сделала Лариса Ивановна, — потряс он газетой. — Профсоюзы... Лидер женского движения... И почти сразу — вице-премьер!
У нас, если помните, и завлабы становились первыми лицами в государстве. И ничего, терпим.
Становились, но три-четыре года назад. Сегодня же это было бы странным.
Поражаюсь вашему... ну хорошо, твоему интересу к женщине вице-премьеру.
Наконец-то, — облегченно вздохнул Турецкий. — Твоему! Валяй так и дальше.
Да. Поражаюсь. Вы, мужички, захватили все посты, а головки-то, между прочим, у иных-многих варят куда-а хуже, чем у той же Ларисы.
Я не об этом, Лиля, — мягко возразил Турецкий. — Тут сложилась, мягко говоря, несколько неожиданная ситуация. В общем, информирую: создана группа по расследованию убийства Кузьминского. Привлечены специалисты ряда ведомств. Я назначен руководителем.
И совершенно справедливо.
Ну, спасибо, — Турецкий хотел было перейти на обычный для себя шутливо-снисходительный тон, но не получилось. — Дело, Лиля, не только в убийстве. Убийством, как и положено, будут заниматься спецслужбы Гонконга, хотя и мы не можем оставаться в стороне. Будем вести параллельное следствие. Какой бы он там ни был, этот Кузьминский, но он российский гражданин... И для меня предназначена, как я предполагаю, несколько иная задача.
Турецкий умолк. Лилия внимательно смотрела на своего начальника и наконец спросила:
Какая же?
Триады Гонконга.
Впервые слышу.
Я тоже узнал путем лишь сегодня.
Турецкий снова замолчал.
Что тебя мучает, Александр Борисович?
Сам не пойму!
С этого и начни. С непонимания.
И Турецкий рассказал Лиле о встрече с полковником Саргачевым, о своем неприятном ощущении, даже подозрительности, для Которой, казалось бы, не было никаких оснований, и о той неожиданности, когда он узнал из слов Валерия о том, что его девушка, его давняя неудачная любовь Лариса Стрельникова стала таким большим человеком. Нет, возможно, кабинет, который сейчас занимает на улице Огарева Валерка, достался ему, как говорится, не по блату. Хотя, с другой стороны, что там делать боевому офицеру? Неужели это все-таки большая и лохматая рука сподобила?
А я знаю полковника Саргачева, — выслушав Турецкого, сказала Лиля. — На одном из приемов меня с ним познакомила Лариса.
Значит, их статус-кво восстановлен? Старая любовь не ржавеет?
Насчет их любви ничего не скажу, но то, что статус существует, не сомневаюсь. Ты именно эту женскую ручку назвал большой и лохматой?
Теперь ясно, — кивнул после некоторого молчания Турецкий.
А на Саргачева что обижаться. Люди меняются. И особенно быстро в наше смутное время. А может, это у него маска такая, специально для официальных кабинетов.
Раздался телефонный звонок.
Если Грязнов, скажи — выехал, — заторопился и почему-то перешел на шепот Турецкий.
Выехал, Слава, выехал! — весело проговорила в трубку Лиля. — Когда? Недавно! Минут десять прошло, не больше! — Она держала трубку в руке, слушала Грязнова, поглядывала на Александра и при этом лукаво улыбалась. — Да что ты, Слава?! Неужели? А если я скажу? Как это кому? Тому, о ком говорим! Можно? Хорошо, я подумаю, Слава. До встречи.
Лиля положила трубку и таинственно посмотрела на Турецкого.
Чего он там наплел? — ревниво поинтересовался он.
Сказал, что ты втрескался в меня по уши.
Ну обормо-от... — только и смог вымолвить Турецкий.
Он сказал, чтобы я тебе не верила, а переходила на его жилплощадь. И еще — что ты отъявленный бабник.
Такую абракадабру и по служебному телефону, — развел руками Турецкий. — Башку оторву!
За что? — искренне удивилась Лиля. — Разве плохо для настоящего мужчины быть бабником?
Ты уверена? — то ли спросил, то ли подтвердил сказанное Турецкий и взял со стола папку. У двери обернулся: — А госпожа Стрельникова, она как по этому делу?
Госпожа Стрельникова по этому делу баба абсолютно без предрассудков.
Замужем?
Но ведь и ты женат, однако же отъявленный бабник, — все так же таинственно улыбаясь, ответила Лилия.
Турецкий захлопнул за собой дверь.
Грязновское частное сыскное агентство «Глория» (или в переводе на русский — «Слава»), рожденное в свое время на Неглинке, теперь перекочевало в район Пречистенки, в небольшой двухэтажный особнячок. Если ехать на машине от центра, надо миновать Пушкинский музей на Волхонке, метро «Кропоткинская», Дом ученых и свернуть направо к невысоким строениям дореволюционного периода. Эти арбатские особнячки и доходные дома, в которых когда-то проживали дворяне, мещане и мелкие чиновники, давным-давно облюбовали художники. Правда, в последнее время на это уютное местечко, где сохранились древние липы, наложил свою могучую длань московский мэр, и несколько строений, в которых трудились малоизвестные, а то и вовсе неизвестные служители искусства, главным образом немолодые уже скульпторы, моментально опустели. Пришли рабочие, одетые в заграничную форму с многочисленными карманами и лейблами на задницах и быстренько выгребли мусор, забытый художниками, их вечные творения свезли на свалку. После чего домики, буквально на глазах, превратились в чистенькие, уютные коттеджики, куда вселились служащие различных агентств, а чаще — банков. Тут же появились бронзовые таблички с названиями учреждений, среди которых красовалась скромная вывеска: «Частное сыскное агентство «Глория». Ново- строи под старину тем не менее резко контрастировали с близлежащими неотреставрированными зданиями, в которых остались творить деятели известные, со связями, тронешь их — сыр-бор начнется; так что пока, до лучших времен, мэрия оставила их в покое.