Что молчишь, Фима?
Думаю, Алик, думаю...
Может, с Павловым поговорить?
Звонил. Не отвечает.
Не замели ли его, Фима?
Кто знает? Меня, Алик, следователь беспокоит. Баба эта, Федотова. Из прокуратуры.
Та самая, бывший юрисконсульт?
Та самая.
Все документы визировала она. Какой смысл под себя копать?
Не все, — вздохнул Алик.
Понятно, — помолчав, догадался Городецкий. — Припомнил старую профессию.
Был грех. Да она бы и не подписала. Мы же заводик вписали, судоремонтный. За так. А сколько меди, бронзы, титана, серебра выкачали... Где? Если копнет —· амба!
Работа-то чистая?
Спрашиваешь! — даже чуть обиделся Фима.
Еще что?
Акции на алмазы и два пионерлагеря под Москвой. На лагеря, если помнишь, она отказалась визировать, а на алмазы я и не предлагал.
Не переживай, Фима, — успокоил друга Городецкий. — Копнет-то она под вице-премьера. Там и застрянет.
Не скажи. Баба серьезная. Пришла-то с бумагой за подписью генпрокурора!
Документы, конечно, в прокуратуре?
А то где же? Официальная рядовая проверка.
Застрянет, — подумав, повторил Городецкий. — Слишком долга ниточка. А насчет подписи так скажу — не один ты умелец.
Это точно, — согласился Фима.
Как считаешь, начнут азеры?
Начнут, Алик. Им, как и Буряту, деваться некуда. Слишком жирный кусок отрывает Бурят.
А ты тоже, «плачу-у...» — припомнил Городецкий.
Со страху чего не вякнешь? На кой оно мне все это, — повел руками Фима, — если меня самого не будет?
Ия трухнул, Фима. Секунды оставались!
Чего там, все в портки наложили...
Пронесло, и ладно, — сказал Городецкий. — Бурят не только у Тофика кусок отнимает, но и нас хорошо за вымя дергает...
И не думай, Алик! Нам с Тофиком не по пути!
Я о другом думаю, Фима... Есть две силы, способные остановить Бурята. Павлов и старые крестные отцы. Калган, Шаман, Крест, Кирпич... Павлов отпадает.
Падла он! — вскипел Фима. — Посчитай, сколько поимел?! А где отдача?!
Остаются крестные отцы, — не обратив внимания на вспышку товарища, продолжал Городецкий.
Отцы против Бурята не пойдут.
Как сказать... Отцы шума не любят.
Дорого будет стоить, Алик.
Не дороже того, что мы теряем.
Поговорить можно.
Поговори. Но после шухера.
Большой шухер будет. Чует мое сердце.
Подождем, — решил Городецкий, булькнул коньяку в рюмки. — За то, что живы! Будь здоров!
Утром следующего дня, на глазах ошеломленных москвичей, в упор была расстреляна из автоматов машина марки «ауди» с четырьмя парнями Бурята. Трое скончались мгновенно, четвертого увезли в клинику Склифософского. «Молоденькие-то какие, Господи- и...» — часто крестясь, бормотала какая-то бабка. «Разборка, — мрачно вымолвил стоявший рядом мужчина. — Так им, сукам, и надо!»
Бурят отнесся к трагедии спокойно, даже смиренно. «Антоша, прикажи ребяткам уйти из курятников. Насиделись». — «Понял!» — «Хозяевам скажешь, чтобы платили азерам. Сомлел Ваня! Понос прошиб». — «Понял!» — «И последнее. Мне необходимо знать каждый шаг Тофика. Баксов не жалей». — «Понял», — в третий раз повторил Антон, но уже довольно тускло. «Езжай».
Понаехавшие боевики Тофика были немало удивлены, когда, решительные и готовые на все, врывались они в казино и обнаруживали лишь улыбающихся владельцев, официантов, франтоватых крупье и подобострастных швейцаров. «Где эти шакалы?! — сверкал глазищами Джалал Мамед-оглы. Но «шакалов» и след простыл. Их не оказалось ни в одном казино, ни в одной гостинице, ни в одном ночном клубе. Помощник Тофика ликовал, но самого Тофика взяло большое смущение. «Не похоже на Бурята, — частенько повторял он. — Не похоже. Не такой он человек. Говорить только на своем, родном языке. Поняли?» Но у Антона Маевского нашлись и знатоки азербайджанского. Денно и нощно прослушивали они азиатскую тарабарщину, переданную через крохотные американские «жучки», которыми Антон щедро снабдил сговорчивых людишек из казино и ресторанов, тем более что людишки эти рисковали небесплатно. Прошла неделя, повалила другая. Снова запахло в злачных местах «травками», повеселели боевички, расправили крылышки. Ваня терпеливо ждал. И он дождался. Знатоки отработали свой хлеб с маслом. В один из вечеров к Буряту ворвался возбужденный Антон. «Клюнуло! То ли сходняк, то ли сабантуй какой!» — «Где?» — «В квартире Джалала!» — «Когда?» — «Завтра в восемь!» — «Вот мы и дождались, Антоша, своего часа», — улыбнулся Бурят.