— Теперь вы, капрал. Вам надо благодарить судьбу, что я не сделаю дисциплинарного доклада капитану Брафу относительно вас. О чем вы думаете, когда расхаживаете в подобной одежде? Этого достаточно, чтобы свести с ума любого! Напрашиваетесь на неприятности?
— Да, сэр, — сказал Кинг, внешне спокойный, но мысленно проклинающий самого себя за то, что потерял контроль над собой, — именно на это его и провоцировал Грей.
— Посмотрите на мою одежду, — продолжал полковник Брент. — Как, черт побери, вы считаете, я должен себя чувствовать?
Кинг не ответил. Он думал: «Это твоя проблема. Мак… Ты следишь за собой, я слежу за собой…» На полковнике была только набедренная повязка, сделанная из половины саронга, обернутая вокруг талии — наподобие национальной шотландской юбки, а под повязкой уже ничего не было. В Чанги Кинг был единственным мужчиной, который носил трусы. У него их было шесть пар.
— Думаете, я не завидую вашим ботинкам? — раздраженно спросил полковник Брент. — Когда у меня есть всего лишь эти проклятые штуки.
На нем были сандалии утвердившегося образца — кусок деревяшки с прикрепленной к ней полоской ткани для ступни.
— Не могу знать, сэр, — ответил Кинг со скрытой покорностью в голосе, столь приятной для офицерского уха.
— Верно. Совершенно верно. — Полковник Брент повернулся к Грею. — Я считаю, что вы должны извиниться перед ним. Вы совершили ошибку, угрожая ему. Мы ведь должны быть справедливы, не так ли, Грей? — Он вытер пот, выступивший на его лице.
Грею понадобилось сделать над собой огромное усилие, чтобы оборвать ругательства, от которых подрагивали его губы.
— Я приношу извинения. — Произнесено это было тихо и раздраженно, отчего Кингу едва удалось подавить улыбку.
— Очень хорошо. — Полковник кивнул, потом взглянул на Кинга. — Ладно, — продолжил он, — можете идти. Но, одеваясь подобным образом, вы напрашиваетесь на неприятности. Винить вам надо только самого себя!
— Благодарю вас, сэр. — Кинг ловко козырнул.
Выйдя на солнце, он облегченно вздохнул и снова обругал себя. Боже, он чуть было не сорвался! Был близок к тому, чтобы ударить Грея, а это было бы действием сумасшедшего. Надо прийти в себя. Он остановился у тропинки и закурил. Проходившие мимо люди видели сигарету и вдыхали ее запах…
— Проклятый парень, — заявил наконец полковник, по-прежнему глядя в окно и вытирая пот со лба. Потом обратился к Грею: — Послушайте, Грей, вы и в самом деле спятили, если провоцируете его подобным образом.
— Виноват. Я… я считаю, что он…
— Кем бы он ни был, офицер и джентльмен не должен вести себя подобным образом. Плохо, очень плохо, не так ли?
— Да, сэр. — Грею нечего было добавить.
Полковник хрюкнул, потом поджал губы.
— Совершенно верно. Удачно я проходил мимо. Нельзя допустить, чтобы офицер скандалил с простым солдатом. — Он снова выглянул в дверь, ненавидя Кинга, страстно желая его сигарету. — Проклятый человек, — сказал он, не глядя на Грея, — недисциплинированный. Как и все американцы. Дурная компания. Они обращаются к своим офицерам по имени. — Он вздернул брови. — И офицеры играют в карты с рядовыми. Господи, спаси мою душу. Хуже австралийцев, а те — сброд, какого поискать. Несчастье! Совсем не похоже на индийскую армию. Что вы говорите?
— Ничего, сэр, — сказал Грей тонким голосом.
Полковник Брент быстро повернулся.
— Я не имел в виду, — ну, Грей, — только потому, что… — Он запнулся, и внезапно в его глазах появились слезы. — Почему, почему они поступили так? — судорожно произнес он. — Почему, Грей? Я… мы все любили их.
Грей пожал плечами, хотя ради приличия он должен был посочувствовать.
Полковник замялся, потом повернулся и вышел из хижины. Он шел, наклонив голову, по щекам его текли тихие слезы.
Когда в 1942 году пал Сингапур, солдаты полковника перешли на сторону врага, японцев, почти все до единого человека, и принялись отыгрываться на своих английских офицерах. Эти солдаты стали первыми охранниками военнопленных, некоторые из них были хуже зверей. Офицеры не знали покоя. Потому что они были из одного полка, из других индийских полков их было мало. Гуркхи[2] сохраняли преданность даже под пыткой и оскорблениями. Полковник Брент оплакивал своих людей, людей, за которых он должен был бы умереть, людей, за которых он все еще умирал.
Грей посмотрел ему вслед, потом увидел Кинга, курящего у тропинки.
— Я рад, что с этого момента — либо я тебя, либо ты меня! — прошептал он сам себе.