– А вот и нет, сэр!
Но Кинг знал, что в словах лейтенанта много правды. Ему везло. Очень везло. Но везение обеспечивается упорным трудом, расчетом и кое-чем еще, а не только риском. По крайней мере риск должен быть рассчитан. Как вот, например, сегодня с этим бриллиантом... Целых четыре карата. Наконец он узнал, как добраться до него. Когда он будет готов к этому. А если он справится с этим делом, оно будет последним, и не надо больше рисковать, по крайней мере здесь, в Чанги.
– Твоему везению настанет конец, – злорадно заявил Грей. – И знаешь, почему? Потому что ты такой же, как и все преступники. Ты слишком жаден...
– Я не обязан выслушивать эту чушь от вас, – с яростью перебил его Кинг. – Я не больше преступник, чем...
– Даты и есть преступник! Ты все время нарушаешь закон.
– Черта с два! Может быть, японский закон...
– К дьяволу японский закон! Я имею в виду закон лагеря. Он гласит, что торговля запрещена. Это то, чем ты занимаешься?
– Докажите это!
– И докажу со временем. Ты совершишь всего лишь одну ошибку. А потом посмотрим, как ты выживешь вместе с остальными. В моей клетке. А после нее я лично прослежу, чтобы тебя отправили в Утрам Роуд.
Кинг почувствовал, как похолодели его сердце и живот.
– Боже! – сдавленно произнес он. – Вы такой мерзавец, что можете сделать это!
– В твоем случае, – ответил Грей, на губах которого появилась пена, – это доставит мне удовольствие. Япошки ведь твои друзья!
– Ну, ты сукин сын! – Кинг сжал здоровый кулак и придвинулся к Грею.
– Эй, что здесь происходит? – Это сказал полковник Брент, взбегая по ступенькам и входя в хижину. Это был невысокий человек, рост которого едва дотягивал до пяти футов. Борода его была завязана под подбородком по сикхскому обычаю. В руках он держал офицерскую тросточку. На его армейской фуражке не хватало козырька, и вся она была заштопана мешковиной; по центру фуражки сверкала, как золотая, эмблема полка, гладкая от полировки в течение долгого времени.
– Ничего... ничего, сэр. – Грей отмахнулся от мушиного роя, пытаясь справиться со своим дыханием. – Я просто... обыскивал капрала.
– Да ладно. Грей, – раздраженно оборвал его полковник Брент. – Я слышал, что вы говорили об Утрам Роуд и япошках. Вы имеете полное право обыскать и допросить его, это всем известно, но у вас нет причины угрожать ему или оскорблять. – Он повернулся к Кингу; лоб полковника был покрыт каплями пота.
– Теперь вы, капрал. Вам надо благодарить судьбу, что я не сделаю дисциплинарного доклада капитану Брафу относительно вас. О чем вы думаете, когда расхаживаете в подобной одежде? Этого достаточно, чтобы свести с ума любого! Напрашиваетесь на неприятности?
– Да, сэр, – сказал Кинг, внешне спокойный, но мысленно проклинающий самого себя за то, что потерял контроль над собой, – именно на это его и провоцировал Грей.
– Посмотрите на мою одежду, – продолжал полковник Брент. – Как, черт побери, вы считаете, я должен себя чувствовать?
Кинг не ответил. Он думал: «Это твоя проблема. Мак... Ты следишь за собой, я слежу за собой...» На полковнике была только набедренная повязка, сделанная из половины саронга, обернутая вокруг талии – наподобие национальной шотландской юбки, а под повязкой уже ничего не было. В Чанги Кинг был единственным мужчиной, который носил трусы. У него их было шесть пар.
– Думаете, я не завидую вашим ботинкам? – раздраженно спросил полковник Брент. – Когда у меня есть всего лишь эти проклятые штуки.
На нем были сандалии утвердившегося образца – кусок деревяшки с прикрепленной к ней полоской ткани для ступни.
– Не могу знать, сэр, – ответил Кинг со скрытой покорностью в голосе, столь приятной для офицерского уха.
– Верно. Совершенно верно. – Полковник Брент повернулся к Грею. – Я считаю, что вы должны извиниться перед ним. Вы совершили ошибку, угрожая ему. Мы ведь должны быть справедливы, не так ли. Грей? – Он вытер пот, выступивший на его лице.
Грею понадобилось сделать над собой огромное усилие, чтобы оборвать ругательства, от которых подрагивали его губы.
– Я приношу извинения. – Произнесено это было тихо и раздраженно, отчего Кингу едва удалось подавить улыбку.
– Очень хорошо. – Полковник кивнул, потом взглянул на Кинга. – Ладно, – продолжил он, – можете идти. Но, одеваясь подобным образом, вы напрашиваетесь на неприятности. Винить вам надо только самого себя!
– Благодарю вас, сэр. – Кинг ловко козырнул.
Выйдя на солнце, он облегченно вздохнул и снова обругал себя. Боже, он чуть было не сорвался! Был близок к тому, чтобы ударить Грея, а это было бы действием сумасшедшего. Надо прийти в себя. Он остановился у тропинки и закурил. Проходившие мимо люди видели сигарету и вдыхали ее запах...
– Проклятый парень, – заявил наконец полковник, по-прежнему глядя в окно и вытирая пот со лба. Потом обратился к Грею:
– Послушайте, Грей, вы и в самом деле спятили, если провоцируете его подобным образом.
– Виноват. Я... я считаю, что он...
– Кем бы он ни был, офицер и джентльмен не должен вести себя подобным образом. Плохо, очень плохо, не так ли?
– Да, сэр. – Грею нечего было добавить.
Полковник хрюкнул, потом поджал губы.
– Совершенно верно. Удачно я проходил мимо. Нельзя допустить, чтобы офицер скандалил с простым солдатом. – Он снова выглянул в дверь, ненавидя Кинга, страстно желая его сигарету. – Проклятый человек, – сказал он, не глядя на Грея, – недисциплинированный. Как и все американцы. Дурная компания. Они обращаются к своим офицерам по имени. – Он вздернул брови. – И офицеры играют в карты с рядовыми. Господи, спаси мою душу. Хуже австралийцев, а те – сброд, какого поискать. Несчастье! Совсем не похоже на индийскую армию. Что вы говорите?
– Ничего, сэр, – сказал Грей тонким голосом.
Полковник Брент быстро повернулся.
– Я не имел в виду, – ну. Грей, – только потому, что... – Он запнулся, и внезапно в его глазах появились слезы. – Почему, почему они поступили так? – судорожно произнес он. – Почему, Грей? Я... мы все любили их.
Грей пожал плечами, хотя ради приличия он должен был посочувствовать.
Полковник замялся, потом повернулся и вышел из хижины. Он шел, наклонив голову, по щекам его текли тихие слезы.
Когда в 1942 году пал Сингапур, солдаты полковника перешли на сторону врага, японцев, почти все до единого человека, и принялись отыгрываться на своих английских офицерах. Эти солдаты стали первыми охранниками военнопленных, некоторые из них были хуже зверей. Офицеры не знали покоя. Потому что они были из одного полка, из других индийских полков их было мало. Гуркхи[2] сохраняли преданность даже под пыткой и оскорблениями. Полковник Брент оплакивал своих людей, людей, за которых он должен был бы умереть, людей, за которых он все еще умирал.
Грей посмотрел ему вслед, потом увидел Кинга, курящего у тропинки.
– Я рад, что с этого момента – либо я тебя, либо ты меня! – прошептал он сам себе.
Он сел на скамью, и его кишечник пронзила болезненная судорога, напомнив о том, что дизентерия еще не покинула его тело.
– К черту все это, – тихо произнес он, проклиная полковника Брента и принесенное извинение.
Вернулся Мастерс с флягой, полной воды, и протянул ее лейтенанту. Тот сделал глоток, поблагодарил его и начал придумывать план уничтожения Кинга. Но голод, овладевший им в ожидании завтрака, заставил Грея отключиться.
В воздухе раздался слабый стон. Грей бросил быстрый взгляд на Мастерса, который даже не заметил, что простонал, следя за непрерывным движением ящериц, стремительно преследовавших насекомых или совокупляющихся.
– У тебя дизентерия. Мастерс?
Мастерс слабо отмахнулся от мух, которые облепляли его лицо.