за то, что в порыве гнева продал своего лучшего защитника. Он вообще редко поддавался эмоциям, поэтому когда его команда пропускала мячи, он не кричал и не устраивал скандал, а просто доходчиво объяснял игрокам, что они неправы, и давал указания, как нужно поступить, когда сложная ситуация возникнет в следующий раз. А еще лучше, как сделать так, чтобы сложных ситуаций вообще не возникало. Как это часто бывало по ходу матча, даже когда Кенсингтон проигрывал, игроки брали на себя инициативу и доводили дело до победы. Во многом мистер Бартон видел в этом свою заслугу. Да, он не выходил на поле сам, но он задавал нужный настрой команде. Многие тренеры срывались на своих игроков, кричали, махали руками, словно это могло на что-то повлиять. Но Колин Бартон был не просто каким-то тренером. Много раз он становился лучшим тренером месяца по версии ассоциации, спонсоров, журналистов и болельщиков. Пожалуй, это что-то значило. Нельзя было его не уважать. Можно было не любить, можно было ненавидеть, но не уважать было нельзя. Да и ненавидели его только те, у кого он выигрывал. А делал он это почти всегда, поэтому недоброжелателей у него накопилось приличное множество. Устроившись в кресле поудобнее, он улыбнулся своей жене Оливии, которая этим днем приняла его приглашение пообедать с ним, на некоторое время оставив благотворительную работу. Оливия улыбнулась в ответ. Они были одной из тех женатых пар, которые, несмотря на возраст и груз прожитых лет, не растеряли любви и уважения друг к другу. За те тридцать лет, что они были вместе, Колин и Оливия прошли испытание славой, прессой и многочисленными соперницами и соперниками, мечтавшими их разлучить. Но ничего ни у кого не вышло. Колин был жене верен, и она отвечала ему тем же. В такие моменты, когда они оба могли позволить себе на время забыть о работе, Колин Бартон вспоминал, почему он женился именно на этой женщине. - Спасибо, - поблагодарил он официанта, который принес ему чашечку ароматного эспрессо. В кафе, где они сидели, было на удивление мало людей. Колину здесь не нравилось. Слишком много цветов в горшках, слишком много белого, розового и кремового, слишком много рюшей и кружев на скатертях и занавесках, чашки с цветочками, деревянные круглые столики, на которых едва помещались две тарелки одновременно... Наверное, это было все равно, что оказаться у женщины в голове. Но здесь нравилось его жене, и он должен был с этим смириться, потому что сегодня ему нужно было, чтобы она находилась в хорошем расположении духа. Да и кофе был отменный... - Дорогой, тебе не следует пить так много кофе, - сказала Оливия. - Помнишь, что сказал доктор Розенберг? - Помню, дорогая. Доктор Розенберг сказал, что у меня высокое давление, - ответил Колин, делая небольшой глоток. - Вот только это не от кофе. Женщина ничего не ответила. День был не такой солнечный, как накануне, но это не могло испортить настроения именитого тренера. В воскресенье он выиграл матч, который стал еще одной ступенькой на его пути к очередному чемпионству. Колин Бартон молчал, и со стороны, наверное, казалось, так и будет молчать, просто потягивая кофе, но потом он опомнился, прочистил горло и улыбнулся. Он надеялся, что улыбка выглядела не слишком уж натянутой, словно он прилагал все усилия, чтобы она появилась на его лице и не исчезла в следующее же мгновение. - Интересно, как дела у Дэниела? - произнес он. Оливия посмотрела на него так, будто он заявил, что прилетел с другой планеты. - Надеюсь, хорошо, - ответила его жена с легким удивлением в голосе. - А почему ты вдруг про него вспомнил? Ты хотел о чем-то поговорить? - Нет, нет, - стал оправдываться Колин, - я просто постоянно думаю о том, что у него завтра день рождения... Уже даже купил подарок. Но наверняка, на этой его вечеринке будут некоторые его... друзья... Женщина тяжело вздохнула. - Если ты не хочешь идти, потому что не хочешь видеть кого-то из его друзей, то тебя никто не заставляет, - сказала она. - Нас пригласили исключительно из добрых побуждений. - Но я хочу пойти, - объяснил Колин, - я просто считаю, что он тоже мог бы проявить к нам некоторое уважение. Не приглашать некоторых людей... - Ты по-прежнему не считаешь себя виноватым в том, что случилось? - спросила Оливия. Это было уже слишком. Сколько раз можно было обсуждать одно и то же? - А тебе кажется, что поведение нашего сына позволительно? - Но ведь он ни в чем не виноват, - возразила Оливия. - Он всего лишь защищал друга. Тем более, ты сам вел себя не очень-то учтиво, не особо выбирал выражения. - Я буду делать то, что считаю нужным... - начал было Колин, но Оливия прервала мужа. - Ты не на пресс-конференции и не в раздевалке, Колин, - сказала она. - Я считаю правильным идти на вечеринку, кто бы на ней не присутствовал. После этого, если повезет, мы можем поздравить сына дома потом наедине. А точнее, если ты будешь вести себя так, как принято в нормальных семьях, то наверняка мы сможем убедить их обоих вернуться домой хотя бы на один день. Колин Бартон молчал. Он не привык, чтобы с ним так разговаривали. Не привык к возражениям. Но это была Оливия. Лишь Оливия имела над ним такую власть, чтобы поднять голос и возразить ему. Он любил жену, хоть чаще всего ее идеи ему и не нравились. К тому же, его план до сих пор работал как часы. - Ну, хорошо, - ответил он, тяжело вздохнув. - Я не хочу усугублять ситуацию, это не в моих правилах... Но я бы хотел поздравить сына. И я бы не хотел, чтобы он сопротивлялся. - Ты его обязательно поздравишь, - сказала женщина, заметно сбавив тон. - Просто смирись с тем, что он больше не в твоем полном распоряжении. И это было именно то, что он меньше всего хотел услышать. Сперва он потерял контроль над дочерью, а потом и над ее старшим братом, который всегда казался ему ручным. - Скажи мне, - сказала Оливия, - этот твой подарок... Это, случайно, не футболка Кенсингтона с его фамилией? Колин не знал, что ответить, поэтому просто душевно рассмеялся. Жена всегда видела его насквозь, как бы он ни старался. - Я просто хочу поздравить сына, - сказал Колин Бартон. - Он не вещь, чтобы я так запросто им распоряжался. Я понимаю, что он живой человек, и что у него есть чувства. Подарок будет настоящим и ощутимым, очень ценным предметом. - Очень хорошо, что ты это понимаешь, - ответила Оливия, и они сменили тему. Колин Бартон всегда любил, чтобы с ним считались. Он вообще не понимал, как можно было в принципе с ним не считаться. Он же столько раз становился лучшим из лучших, и никакие аргументы, которые приводили его противники и неприятели, не шли в сравнение с тем, чего он добился. Гениальный тренер, о котором мечтал любой клуб. Даже болельщики этой помойки под названием Вестон наверняка мечтали о том, чтобы их тренировал такой специалист в самом широком смысле этого слова, как Колин Бартон. Он никогда не прибеднялся. Зачем ему это было нужно? Он знал, что был лучшим. Особенно он не любил что-либо доказывать женщинам. Он знал, что его дочь мечтала о карьере в спортивной журналистике, но от одной только мысли об этом ему хотелось хохотать в голос. Что женщины вообще могли понимать в футболе? Некоторые закрывали глаза руками, даже когда футболисты просто неудачно шли в стык. Что уж тут говорить о сломанных ногах и выбитых зубах? Зачем телевидению и журналам нужны были люди, которые теряют сознание при виде крови? Зачем нужны были журналисты и обозреватели, которые весь матч бы сидели, закрыв глаза рукой? Он сам перенес не одну операцию на самых разных частях тела, поэтому прекрасно представлял, какую боль приносили травмы, и какое негодование доставлял период восстановления, когда невозможно было помочь команде. Каждый сустав предательски реагировал на непостоянную английскую погоду, но его это никогда не останавливало. Да, кто-то называл его мировоззрение средневековым, и Оливия постоянно корила его, говоря, что их дочь - это самостоятельная единица, которая вообще имеет право делать все, что захочет, но для Колина это был не аргумент. Женщины ничего не понимали в футболе. Они понимали только в футболистах, и то не всегда. И пример с Фелиной и Картером Льюисом это доказал. Колин нисколько не жалел о том, что расстался со звездным форвардом. Да, возможно, нападение у них стало чуть-чуть слабее, но дело было не в этом. Дело было в принципе. То, что сделал Картер Льюис, не могло пройти незамеченным, и Колин гордился тем, что умел вовремя заметить опасность, которую таило в себе поведение нападающего. Колин Бартон был готов на все, лишь бы защитить честь и достоинство своей семьи и команды. Он знал, что для них лучше, даже когда они сами этого толком не знали, и они должны были быть ему благодарны за то, что он так о них заботится. В конце концов, если не он, то кто должен был подсказывать им, что им делать, и направлять их по истинному пути? Колин Бартон имел огромный опыт управления коллективами. Его футболисты были людьми, которые должны были выполнять его приказы, как солдаты на войне. И как на войне же, если они ослушивались этих приказов, должны были быть наказаны за непослушание. В конце концов, Колин Бартон был опытным тренером, у которого было конкретное представление о том, как должна выглядеть команда, какие игроки должны располагаться и где, и как должна идти игра, по какому сценарию и к какой цели она должна идти. Те, кто сомневался в нем, не заслуживали его уважения. Он изучал соперников. Как в игре, так и в жизни. В жизни это было особенно п