Выбрать главу

– Личного повара мне не надо, я к роскоши не привык, – отозвался мальчик. – Пусть лежат мои пожитки в сумке. Гребешок напоминает мне о матушке, а ложка – о дедушке.

– Кстати, – проурчал львенок Симба, – у тебя был отличный ножик. Где он?

– Я прячу его на груди. Он висит на шелковом шнурочке. Это подарок отца... Хочешь, я спою тебе?

– Давай, я с удовольствием послушаю.

И Тишка-Айтишка запел:

Зайца ноги кормят, А медведя – лапы. Птиц питают крылья. Только мне, бродяге, Нечем прокормиться. Остается петь мне Про лихую долю, И брожу по жизни, Словно ветер в поле.

Мальчик взял флейту и стал играть, да так жалобно, что стражники не выдержали и подошли поближе.

Флейта издавала хрустальные и нежные звуки. В чистом вечернем воздухе мелодия усиливала чувство печали. Она была такой прекрасной и трогательной, что Хрипун и Горлан вдруг неожиданно захлюпали носами.

– Почему вы, господа охранные генералы, плачете? – поинтересовался львенок Симба. – Это нам надо плакать.

– Почему ты нам сразу не сказал, что умеешь так играть? – всхлипывая, спросил Хрипун.

– Почему не признался, негодник, что флейта у тебя прямо как волшебная? – сморкаясь, вторил ему стражник Горлан.

– Что бы это изменило? – вздохнул Тишка-Айтишка.

– Мы бы тебя сразу в город пустили, без денег. Можете идти, мы не против. Денег не надо...

– Ты нас так разжалобил своей песней и игрой на флейте, что мы это век будем помнить, – сказал Горлан. – Идите в город, а вот флейту отдайте. По приказу его величества Брюхана Змееголова Тринадцатого велено все музыкальные инструменты отбирать...

– Ни за что!

– Тогда ночуйте в кустах! – посуровел Горлан, и бурдалаки отошли к воротам.

Тем временем Кот-Мурлыка приготовился спуститься с крепостной стены с веревкой в зубах.

– Где же твои друзья? – поинтересовалась кошка, вглядываясь в темноту.

– Наверно, прячутся кустах. Я сейчас спущусь вниз, а ты следи за стражниками...

– Ладно, – ответила кошка.

– Если наш номер удастся, – прошептал Кот-Мурлыка, – я буду твоим должником всю оставшуюся жизнь. Но если бурдалаки заметят меня, поднимай тревогу...

– Как это? – спросила кошка.

– Очень просто. Мяукай что есть силы.

Мурлыка спустился по веревке к основанию крепостной стены и, прячась в траве, пробрался к кустам.

– Тишка-Айтишка, Симба!

– Мурлыка вернулся! – воскликнул львенок Симба, выбираясь из-под полы куртки Тишки. – А мы уже думали, что ты нас бросил.

– Тише, – прошептал Кот-Мурлыка, – пошли к крепостной стене. Там висит веревка. Нужно быстро и бесшумно перелезть через крепостную стену.

Вскоре друзья благополучно преодолели препятствие и оказались в городе.

Глава восьмая

ДОБРОЕ СЕМЕЙСТВО

Львенок Симба, Кот-Мурлыка, Тишка-Айтишка и кошка Нюрка, с которой успел познакомиться Мурлыка, пошли по неосвещенной улице ночного города. Вскоре они увидели небольшой аккуратный домик, в котором приветливо светились окна. Тишка постучался в дверь.

– Люди добрые, смилуйтесь, пустите переночевать бедных странников.

– Кто вы такие? – спросила хозяйка дома. Ее голос был настолько приятным, что друзья воспрянули духом.

– Мы странствующие музыканты, – ответил мальчик, весело посмотрев на Кота-Мурлыку и львенка Симбу. – Я играю на флейте, а мои друзья поют и танцуют.

Нежным голосом хозяйка спросила:

– А ты добрый или злой?

Тишка пожал плечами:

– Не знаю. Я совсем один на белом свете. Хожу по городам и селам, на флейте играю, добрые люди меня не обижают...

За дверью помолчали, затем Тишка услышал шепот:

– Дед, может, пустим?!

Из глубины дома донесся старческий голос:

– Разве кто-нибудь по голосу может разобрать, добрый человек или злой? Но святое дело накормить голодного, а озябшего обогреть. Впусти их, детка!

Дверь отворилась. На пороге стояла прелестная девочка.

– Добрый вечер, – прошептал Тишка. – Есть еще на свете добрые люди. Только вот за ночлег заплатить нечем – у меня всего флейта да сумка.

Девочка внимательно посмотрела на него и сказала:

– Твоих денег нам не надо, только бы наших не забрали!

Старик, сидевший на скрипучем стуле, всплеснул руками:

– Прости, добрый человек, внучка у меня такая болтушка! Вся в мать. Настасьюшка, бывало, усадит гостя, а потом все говорит, говорит...