Если ты так же беден среди подданных, как он среди монархов, ты воистину беден. Чего ты желаешь?
Служить.
Кому ты желаешь служить?
Вам.
Ты знаешь меня, не правда ли?
Нет, но у вас в лице есть что-то такое, что внушает уважение.
Что же это?
Достоинство.
А что ты умеешь делать?
Всё, что вам угодно, сэр. Умею держать язык за зубами, бежать или скакать, куда прикажут, исполнять все до точки и докладывать без лишних слов… В общем, я малый на все руки и вдобавок ретив и расторопен.
Сколько тебе лет?
Я не так молод, чтобы влюбиться в женщину за ее песенки, и не так стар, чтобы любая юбка могла мною вертеть. А лет на моем горбу сорок восемь.
Хорошо, будь при мне; посмотрим, какова твоя служба. Если ты не разонравишься мне после обеда, оставайся и дальше. – Эй, где наш обед? И где шут? Сыщите и доставьте сюда моего шута.
Второй слуга уходит.
Входит Освальд.
Скажи-ка, любезный, где сейчас моя дочь?
С вашего позволения, сэр…
Что он сказал? Позовите этого олуха обратно!
Один из рыцарей уходит.
Где же мой шут? Тут все заснули, что ли?
Рыцарь возвращается.
Ну, как? Где этот бездельник?
Он сказал, милорд, что ваша дочь нездорова.
Почему этот олух не вернулся, когда я его позвал?
Сэр, он мне ответил в самых округлых выражениях, что ему сейчас неудобно.
Так и сказал?
Милорд, я не понимаю, в чем тут дело, но, на мой взгляд, вашему величеству не оказывают здесь того уважения, которое прилично вашему титулу. Мне кажется, что слуги в замке сделались менее любезны, а равным образом и сам герцог, и ваша дочь.
Ха! Ты так думаешь?
Прошу меня простить, если я ошибаюсь, милорд; но долг не позволяет мне молчать, когда я вижу, что чести вашего величества наносится ущерб.
Может быть, ты и прав; у меня тоже возникало такое ощущение. Я замечал, что в последнее время мне прислуживали с ленцой и с неохотой, но приписывал это скорее своей мнительности, чем какому-то намерению. Посмотрим, что будет дальше. Но куда же подевался мой шут? Я не видел его уже два дня.
С тех пор как молодая госпожа уехала во Францию, наш бедный шут загрустил не на шутку.
Довольно об этом. Я и сам заметил. – Ступайте к моей дочери и скажите, что я хочу с ней говорить.
Слуга уходит.
И приведите сюда шута.
Другой слуга уходит.
Входит Освальд.
А, это ты, мой любезный? Пойди-ка сюда поближе. Кто я такой, по-твоему?
Отец моей госпожи…
«Отец твоей госпожи»? Ах ты, негодяй своего господина, сучий сын! Шавка кудлатая!
Я не сучий сын, милорд, и не шавка, с вашего позволения.
Как ты смеешь так смотреть на меня, наглец?
Меня нельзя бить, милорд.
А пинать, как мяч, можно?
Благодарю тебя, приятель. Ты хорошо мне служишь.
Ну, вставай, живо! Я научу тебя уважать старших. Ступай прочь, деревенщина! Не то я снова растяну тебя во всю длину. Смекнул? Ну, то-то.
Освальд уходит.
Благодарю тебя, дружище. Вот тебе честно заработанное. (Дает ему денег.)
Входит Шут.
А вот и от меня награда – мой петушиный гребень.
Что это значит, дружок?
Бери смело; эта шапка по тебе.
Почему, дурак?
Потому что только дурак вступается за тех, кому изменила фортуна. Надо знать, откуда ветер дует, а то недолго и простудиться. Так что бери и не сомневайся. Погляди на этого мудреца: он прогнал двух своих дочерей, а третью благословил против своей воли. Если ты будешь ему служить, мой колпак тебе как раз впору. (Лиру) Как дела, дядюшка? Если бы у меня было две дочери, я бы купил себе два колпака с колокольчиками.