- Чем травишься? - спросил бармен, и Кингсли ответил: - Барменами.
Дюк изогнул бровь, и Кингсли усмехнулся.
- Я в порядке, - успокоил Кингсли. - Сегодня не пью.
- Ищешь добычу?
- И это тоже нет, - ответил Кингсли.
- Тогда что тебе предложить? - поинтересовался Дюк.
- Ничего, - сказал Кингсли. - Ты ничем мне не поможешь.
Дюк бросил на него сочувственный взгляд и перешел к другому посетителю. Тем временем Кингсли уставился на бутылки с алкоголем, расставленные за стойкой бара. Бурбон, виски, ром, водка и ржаной виски. Он хотел выпить их все. Все до единой бутылки. Не то что бы это принесло ему какую-то пользу. Он снова пытался пить, но получал только похмелье. Сколько бы выпивки он ни вылил в оставленную Сэм дыру, заполнить ее не получалось.
В предательстве и дезертирстве Сэм был только один хороший момент. Это причинило Кингсли такую боль, что он точно знал, что снова жив, так же жив, как и раньше, и даже больше. Понимание того, что она брала деньги у Фуллеров в обмен на информацию о нем, привело в ярость каждую частичку его существа. Ярость и скорбь. Никогда еще он не был так зол. Никогда еще ему не было так больно. Он никогда не чувствовал себя более живым и никогда не желал сильнее, чтобы не чувствовать себя так.
Когда умерли его родители, он был зол, обижен, убит горем. Но это был несчастный случай, и винить ему было некого.
Когда Сорен женился на Мари-Лауре, и она вскоре после этого умерла, Кингсли ощущал ту же троицу эмоций - гнев, боль, скорбь. Но опять же, никто не пытался причинить ему боль намеренно. Сорену пришлось жениться на Мари-Лауре, чтобы они втроем могли быть богатыми и свободными. И Мари-Лаура умерла в собственном горе, собственной боли, собственной тоске. Она не пыталась причинить ему боль своей смертью. Конечно, нет.
Но Сэм... она предала его с широко распахнутыми глазами и холодным сердцем. Это не было случайностью, ни Божьим провидением, ни роком судьбы. Она направила пистолет ему в сердце и выстрелила.
И там все еще была дыра.
Кингсли оторвал взгляд от слишком соблазнительных бутылок с алкоголем и огляделся. Холли сидела на краю сцены, обхватив лодыжками шею пожилого бизнесмена. Кассандра лежала на коленях у пятерых счастливых парней из студенческого братства. Иден держала за руку нервничающего будущего жениха и вела его в заднюю комнату на приватное шоу.
Он отошел от бара и прошелся по клубу. Последние пять недель он приходил в «Мёбиус» почти каждый вечер, совершал обход, болтал с девушками, ничего не пил и уходил через полчаса. Никто не спрашивал его, зачем он совершает это ночное паломничество. Он был хозяином, поэтому мог делать все, что хотел. Но он знал истинную причину, и это было достаточно плохо.
Мишель прошла мимо него, остановившись ненадолго, чтобы поцеловать его в щеку. Он бы не возражал против ее компании, но девушка направлялась к сцене. Ее очередь вносить аренду за ночь.
Пустая трата времени. Кингсли еще раз осмотрел клуб. Ему нужно было перестать приходить сюда, продолжать жить своей жизнью, перестать жить прошлым.
Кингсли решил уйти и заняться чем-нибудь другим. Спрыгнув c барного стула, он повернулся к двери и встретился лицом к лицу с молодым человеком. Тот был одет в черные джинсы, белую рубашку без рукавов и поношенные ботинки. Он выглядел одновременно испуганным и взволнованным. Но все, что заметил Кингсли, это его волосы. Его светлые волосы.
- Джастин?
- Вау, - ответил он. - Не могу поверить, что ты запомнил мое имя.
Кингсли поманил Джастина пальцем и отошел в тихий угол клуба.
- Что ты здесь делаешь? - тихо спросил Кингсли.
- Я ушел. То есть, я все бросил. Должен был. Родители узнали.
- Они не очень хорошо это восприняли?
Джастин промолчал. Одного его взгляда было достаточно.
- Хорошо, что ты ушел. Но почему ты здесь? - Кингсли многозначительно посмотрел на трех обнаженных девушек на сцене.
Джастин смущенно улыбнулся.
- Честно говоря, я надеялся встретить тебя.
- Я дал тебе мою визитку.
- Я не думал, что ты действительно будешь рад моему появлению в своем доме. Но если я столкнусь с тобой здесь...
Кингсли вздохнул.
- Прости, - извинился Джастин, на его лице отразилось разочарование. - Глупая идея. Просто, я много думал о тебе. И когда я говорю это, то понимаю, как жалко это звучит - болтаться в стрип-клубе, надеясь, что кто-то, кто тебе нравится, появится. В любом случае, я рад снова тебя видеть.
- Я думал о тебе, - признался Кингсли, удивленный правдивостью этого заявления. С той мартовской ночи Джастин не раз и не два появлялся в его мыслях. Это должен был быть перепих на одну ночь. Жесткий и быстрый, и затем прощание, такое же грубое и быстрое, как секс. Но если быть честным с самим собой, Кингсли должен был признать, что беспокоился о Джастине и даже немного стыдился того, как он с ним обошелся.
- Неужели? Рад снова видеть меня, я имею в виду?
Кингсли обхватил Джастина за затылок.
- Тебе стоило прийти ко мне домой, а не сюда, - прошептал Кингсли на ухо Джастину.
- Почему?
- Это избавило бы нас от поездки на машине.
Он отпустил Джастина и направился к двери, радуясь, что слышит шаги парня позади себя. Его водитель открыл дверь для них, и они с Джастином сели в «Роллс-Ройс».
- Вау, - снова сказал Джастин. - Мило.
- Нравится?
- В восторге. Никогда раньше не ездил на «Роллс-Ройсе».
- Все когда-то случается в первый раз, - ответил Кингсли, и даже в вечернем приглушенном свете он смог рассмотреть бледный румянец на лице парня.
- Ты когда-нибудь... То есть, ты...?
- Занимался ли я когда-нибудь сексом на заднем сидении «Роллс-Ройса»? - уточнил Кингсли.
- Именно.
Кингсли улыбнулся ему.
- Никогда.
Джастин улыбнулся в ответ. И так приятно было видеть эту улыбку и этот смех, что Кингсли сделал то, что не делал с их первого раза.
Кингсли поцеловал его.
Кингсли целовал уголки его губ, его губы, кончик языка, внутрь и наружу, и вдоль него, пока Джастин не впился в руки Кингсли, задыхаясь от желания. Джастин оседлал колени Кингсли, и тот сдернул с него куртку.
Они прервали поцелуй, когда машина остановилась у особняка. Оказавшись в своей спальне, Кингсли запер за ними дверь и снова поцеловал Джастина. И снова. И снова. Он не мог насытиться его ртом, его трепещущими губами, его теплотой и пылкостью.
- Я должен был поцеловать тебя той ночью, - сказал Кингсли и расстегнул рубашку Джастина. - Я должен был целовать тебя всю ночь.
Кингсли раздел до пояса их обоих и толкнул Джастина на кровать. Первый раз был на твердом грязном полу. На этот раз он все сделает правильно.
Он схватил Джастина за волосы и целовал его шею и ключицу. Когда он укусил плечо парня, Джастин ахнул.
- Опять хочешь боли? - спросил Кингсли. В прошлый раз он практически навязал себя Джастину. На этот раз он все сделает правильно.
- Да, хочу, - ответил Джастин и провел ладонями по обнаженным рукам Кингсли. - Иногда я причиняю себе боль. Это меня заводит.
Кингсли посмотрел в кофейного цвета глаза Джастина. Он прикоснулся к его светлым волосам, его губам, ощутил бешеное биение пульса на его шее. Кингсли пришлось заставить себя успокоиться. Он так сильно хотел этого мальчика, что ему было больно, так сильно он хотел причинить ему боль.
- Что тебе нравится? – задал вопрос Кингсли. - Как ты хочешь, чтобы я причинил тебе боль?
Джастин усмехнулся.
- Я могу сказать тебе, что мне нравится?
Руки Кингсли скользили по груди Джастина. Он не мог насытиться гладкой юной кожей парня.
- Мне следовало спросить об этом в ту ночь, - сказал Кингсли. - Тогда я был не в лучшем состоянии. Прости.
Джастин поднял голову и поцеловал Кингсли. Он надеялся, что тот поймет, что его извинения были приняты.
- Во всех моих фантазиях, - прошептал Джастин, - секс очень жесткий. Вот что мне нравится.